Книга Прекрасное разнообразие, страница 23 – Доминик Смит

— Ну что поделаешь, такой уж он человек, — ответил я.

— Твой отец не замечает ничего вокруг, вот в чем дело. Он живет в своем собственном мире.

Этот разговор отложился в моем сознании. Вечером я смотрел телевизор и повсюду видел отца. Он представал то одетым в дерюгу отшельником, то монахом нищенствующего ордена, то конфуцианцем — мастером кун-фу, то сидящим в подполье анархистом, то деревенским пророком, проповедующим на фоне пещеры в Аппалачах. Еще он был провидцем из старого вестерна, который чуял, где лежит под землей золото; кающимся грешником в пустыне; Робинзоном, ожидающим, что мимо его необитаемого острова случайно пройдет корабль. Во всех этих образах он двигался как-то скованно, как будто носил ножные кандалы. Всякий раз у него было лицо очень одинокого человека: мертвый взгляд и неясные очертания рта и лба. Я начинал понимать, что имела в виду мама: отец в каком-то смысле не верил, что другие люди существуют.

Ночные просмотры телепрограмм продолжались. Врачи и сестры об этом знали, но им, похоже, было все равно. Я начал на память воспроизводить телепрограммы другим пациентам. В моей палате лежали три парня. Первого звали Вуди, и у него было сотрясение мозга после падения с лошади. Второму, Эндрю, сломали шею во время игры в футбол. Третий, Митч, был разбит параличом и недавно перенес операцию ног. Все они внимательно слушали, как я, скосив рот на сторону, изображаю бубнеж гангстеров или разливаюсь соловьем, подражая ведущим игровых шоу. Сам я при этом видел перед собой вспышки слов, причем, кроме цвета, они имели еще вкус и запах.

— Этот парень в бегах, и ему скоро яйца поджарят. Понял-нет? — говорил я бандитским голосом.

Тут кто-нибудь из ребят делал вид, что переключает канал, и я немедленно менял жанр:

— На помощника шерифа смотрите! На руки его смотрите, вам говорят!..

Клик.

— Температура будет падать, однако давление останется в норме. Если вы чувствуете себя неуютно, то, скорее всего, виновато ваше воображение…

Клик.

— …и потушить без масла. Пароварка — ваш лучший друг…

Клик.

— Что такое Тегусигальпа? Варианты ответа…

Если ребята просили, я мог играть так часами. Я точно воспроизводил интонации говорящих. Слова проносились сквозь мой мозг подобно тому, как спирали облаков проходят через всю Америку на канале «Погода».

Ближе к концу осени мой талант раскрыли врачи. Джейсон Кливз, практикант, куривший сигареты одну за другой, несколько раз смотрел телевизор вместе со мной. Про меня уже все знали, что я полуночник. Мы сидели на пластиковых стульях, положив ноги на маленькие кофейные столики, точнее, на кучу христианских журналов для молодежи, которые валялись на этих столиках. Начался фильм. Это был «Похититель тел» с Борисом Карлоффом. [35] Доктор Кливз хотел переключить телевизор на другой канал, но я схватил пульт дистанционного управления.

— Я это уже видел вчера, — сказал я. — Они, должно быть, повторяют.

— А что-нибудь другое ты не хочешь посмотреть?

— Погодите, дайте хоть несколько минут.

Он не стал возражать. Я наклонился вперед и впился глазами в экран.

Прошли титры, показали Эдинбургский замок, и фильм начался. Я сам поразился тому, насколько хорошо все помню. Было такое чувство, что я не кино смотрю, а воображаю все это в своей голове: вот костлявая лошадь стучит копытами на пустой улице, вот юный студент-медик сидит на заброшенном кладбище… Когда доктор Кливз собрался все-таки переключить канал, я начал воспроизводить вслух диалог на экране, произнося слова на полсекунды раньше актеров. При этом я очень точно передавал интонации и паузы. Это был диалог между миссис Макбридж и Дональдом Феттсом, когда они беседуют у свежей могилы, а маленький терьер лежит поодаль, словно охраняя ее.

— Он не отходит от могилы, — говорила миссис Макбридж. — С прошлой среды, когда мы похоронили моего мальчика.

Доктор Кливз убрал ноги с кофейного столика. Я заговорил в унисон с актерами — Мэри Гордон и Расселом Уэйдом, как бы подпевая им, и в моей речи слышался шотландский акцент, причем присущий только простому народу. Потом я изобразил голос Феттса. Получилось чуть потоньше и поискреннее: это был голос мальчика из бедной семьи, который отправился в большой город, чтобы выучиться на доктора.

— Что ты делаешь? — спросил Джейсон.

Я слышал его голос как будто издали — он доносился до меня вместе с запахом никотина от его пальцев. Он вскочил, куда-то убежал и тут же вернулся с сонной медсестрой. Они уселись и стали слушать, поглядывая то на меня, то на экран.

— Я учусь у доктора Макферлейна, — говорил Феттс. — Точнее, учился до сегодняшнего дня…

Слушали они почти час. Диалоги, которые я произносил, перекликались с тем, что шло на экране, иногда мой голос накладывался на голоса актеров. Я не отрывал взгляда от телевизора, словно завороженный идущим от него светом, затерявшись в мрачных комнатах, где доктор Макферлейн вскрывал трупы на мраморных столах. Если бы меня спросили, о чем этот фильм, я вряд ли бы ответил. Это было все равно что сфокусировать взгляд на пятнах грязи на оконном стекле и не видеть картину за окном. Пришли еще несколько медсестер и один практикант. Они стали молча слушать. Был уже час ночи, фильм близился к середине.

— Все потому, что ты побоялся предстать перед толпой… И до сих пор боишься…

Доктор Кливз вдруг выключил телевизор. Я как ни в чем не бывало продолжал диалог:

— Нет, я не боюсь. Говори! Кричи хоть на весь мир, но только помни…

— Натан! Пора спать!

Я уставился на темный экран, чувствуя, как за ним остывают лампы. Я ясно видел шотландский бар, в котором Макферлейн и Грей продолжали свой пьяный спор об экспериментах на трупах. Доктор Кливз взял меня за руку и помог подняться на ноги. Сестры разошлись по своим постам. Мы медленно дошли по коридору до моей палаты. Ребята уже спали. Их ботинки и тапочки были аккуратно расставлены возле кроватей. Я забрался под одеяло и заложил руки за голову.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал доктор Кливз.

Он посидел еще немного у кровати, чтобы убедиться, что я собираюсь спать.

— А ты знаешь, чем заканчивается этот фильм? — спросил я.

— Нет.

— Лошадь обрывает постромки, и экипаж падает со скалы.

— Ну, это всего лишь кино.

— Я знаю.

— Постарайся заснуть, — сказал он и вышел в коридор.

Я закрыл глаза. Белая лошадь жалобно ржала. Экипаж падал в море.

После моего «телевизионного» шоу меня подвергли огромному количеству тестов и проверок памяти. Из соседней больницы был срочно вызван доктор Лански, лысый невропатолог с седой эспаньолкой. Он заставлял меня запоминать многие вещи: страницы из телефонной книги, ресторанные меню, таблицы с результатами бейсбольных матчей. Я каждый раз воспроизводил информацию один к одному, независимо от того, как она поступала — читал ли я что-то или прослушивал. Доктор перепроверил рентгенограмму и томографию и подтвердил, что на них не видно явных следов повреждений, полученных во время аварии.