Онлайн книга «Лето, бабушка и я»
|
— Ты сегодня голову на солнце не перегрела? — ядовито поинтересовалась бабушка. — Ой, ну ты тоже — что ни сделаю, ничего нельзя. Если я такая плохая, сдайте меня в приют! — Поздно уже, — не удержалась бабушка. — Куда такую дылду в приют — живи уже с нами! Некоторое время, взаимно обиженные, посидели в разных углах. — Вечером хорошо бы сходить на источник желаний, — туманно сказала в пространство бабушка. — Интересно, кто со мной пойдет. Я молча дуюсь, но уже готова фыркнуть: ну кто с ней пойдет, если не я?! Про взятку
Наступило очередное лето, и мы тяжело вздохнули. Летом у нас спокойной жизни не было. Маму каждый год приглашали в приемную комиссию, и если кому неизвестно, то любой нормальный человек на ее месте трогал бы от счастья небо — непыльное хлебное место. — Нас кто-то проклял — чтобы ты жил на одну зарплату, — грустно шутил папа, но даже эти невинные шутки повергали мою честную неподкупную маму в шок. — И кого я вырастила, — рассуждала бабушка, кладя трубку после очередного умоляющего звонка абитуриентки, поступавшей на биофак. — Пусть подготовятся, все знают, что я никого не режу, — пожимала плечами мама. В этот период наш дом осаждали, как крепость Масада: на подступах к дому, в подъезде, возле входной двери, в телефоне, в окнах, в кастрюлях, в утюге — везде, просто везде змеились родители, жаждущие дать своему ребенку высшее образование! — Меня нет дома, — предупреждала мама, и мне приходилось нагло врать и изворачиваться в ответ на прямой вопрос: а мы только что видели, что калбатоно [33] Нино вошла в дом, куда же она делась? — Она ушла к соседке, там давление высокое, и до вечера не придет, — пританцовывала я возле телефона. После экзаменов вся семья снимала маски и бронежилеты, валилась без сил и выдыхала. …Как-то раз именно в пост-экзаменационную пору пришел к нам какой-то дядя — пунцовый и с красивым свертком. Вы помните, какую ценность представляли при совке полиэтиленовые пакеты с картинками — это был атрибут шикарной жизни, их с трепетом аккуратненько складывали в бельевом шкафу, носили их вместо пляжных сумок, а в особых случаях дарили, вложив в них подарки — и ценность пакета была ничуть не меньше ценности содержимого. А еще советские люди собирали коллекции импортного мыла… Но сейчас не об этом. …Так вот, дядечка держал в руке такой соблазнительный глянцевый супер-пупер-разымпортный пакет с ковбойской девушкой, что от восторга я утеряла способность соображать и только представила себе, как я положу в этот пакет ноты и пойду на музыку, и все будут на улице смотреть, какая я крутая. Как сомнамбула, я утвердительно кивнула, что, мол, калбатоно Нино дома, и пошла как привязанная провожать гостя до светлейшей. Повинуясь немому приказу, мы с бабушкой синхронно вышли из гостиной и заняли подслушивающие позиции в спальне. Все началось очень миленько. Дядечка рассыпался в глубочайшем почтении, и высочайшем уважении, и нижайшем чем-то там (мы не расслышали), представился отцом абитуриентки М. и выразил семиэтажную благодарность за удачное поступление дщери на заветный биофак. Мама холодно сказала, что девочка была превосходно подготовлена и поступление — целиком ее собственная заслуга. — Ишь, заливает, — нетерпеливо прошептала бабушка. — Интересно, что в пакете? Пеньюар, может? Тебе в приданое положим… — Фу, — обиделась я. — Он же чужой дядька, разве можно белье преподу дарить? Может, бамбанерка [34] ? А я как раз шоколад терпеть не могу… — Ну да, тебе лишь бы сулугуни в день три раза трескать, — съязвила бабушка. Происходившее за стенкой интересовало нас до изнеможения, поэтому прения прекратились и продолжилось прослушивание. Дядечка холода в мамином голосе не почуял, зато на похвалу своему чаду отреагировал так бурно, что чуть не рухнул на колени с готовностью жевать паркет, однако был приведен в чувство вопросом: дело у вас какое, мол, дорогой товарищ? Товарищ, судя по мычанию и блеянию, был в сильном смятении и не мог разродиться. — Нет, тут не пеньюар, — в раздумье сказала бабушка. — Тут дело посерьезнее будет! — Деньги?! — прошептала я с надеждой, наши глаза встретились — о, как мы поняли друг друга!!! Дядечка разливался так витиевато и сложно, что в суть его речи въехать без переводчика нечего было и надеяться. Что-то насчет неземных достоинств калбатоно Нино мы усекли, и что он никак не может оставить эти достоинства без награды, и что он в курсе относительно ее кристальной честности, и что его семья будет в страшном горе и сделает коллективное харакири, если… — Там, наверное, рублей двести, — примонтировавшись ухом к двери, предположила бабушка. — Какие двести?! Все триста! — Моя версия казалась мне верхом наличности в человеческих руках. Я пустилась распределять финансы: — Первым делом купим мне велосипед и джинсы… Бабушка послала мне уничтожающий взгляд: — Как раз для твоих штанов и будет твоя мать продавать свое достоинство! — А для чего же еще? — обиделась я. Бабушка со вкусом стала загибать пальцы: — Во-первых, сделаем ремонт… Тем временем дядечка так замучил маму диким количеством невнятных фраз, что та решилась прервать его более решительно и призвать к действиям: что надо-то, говорите! — …на ремонт все равно не хватит, — с жаром отвоевывала я долю в семейном бизнесе, — а так хоть меня прилично оденете! Бабушка скептически спросила, сколько эта приличная одежда стоит: — …хотя девочка в штанах — какие уж там приличия… — Двести пятьдесят, — без запинки ответила я. — Джинсы «Левайс». Только самые клевые. И пожалела о том, что сказала, потому что сначала у бабушки закатились глаза, и она стала ловить воздух, потом выпала челюсть, а потом рука по привычке потянулась к моим косам, и полились всякие ругательные пассажи: — Ты же в девках состаришься, дура, хоть не скажи нигде такую глупость! Господи, да на такие деньги год жить можно! Ладно бы рублей десять, а то — двести пятьдесят! Да тебя свекровь в порошок сотрет, если она у тебя будет, конечно… Ловко уворачиваясь от бабушкиных цепких пальцев, я зашикала, потому что обстановка в гостиной накалилась. Судя по всему, несчастный дядечка покаялся-таки в том, что его делегировали с миссией вручить калбатоно Нино пошлую и банальную денежную благодарность — мизерную! мизерную! — и он надеется, что его правильно поймут, потому что иначе ему не жить. |