Книга Симпатичная москвичка желает познакомиться, страница 13 – Маша Царева

А девчонки из бухгалтерии завели морскую свинку. Она живет на подоконнике их кабинета, в просторной клетке. К свинке они относятся, как к общему ребенку. То вынимают ее из клетки и, повизгивая от умиления, тормошат, то таскают к ветеринару, то вяжут для нее какие-то курточки, наряжают и фотографируют.

Так что по сравнению с другими я просто ангел.

И за это он собирается меня оштрафовать?!

— Я как раз сейчас шел в бухгалтерию. Чтобы дать распоряжение насчет премий. И вы, Александра, были в моем списке, — улыбнулся садист, — но, по всей видимости, будет лучше, если я вычеркну вашу фамилию. Может быть, это чему-то вас научит.

— Но вы не можете так поступить!

Черт.

Что же делать?

Я в долгах как в шелках. В прошлом месяце пришлось, к своему стыду, занимать у родителей. И Лерке двести долларов уже сто лет должна. А Наташке из бухгалтерии — сто. И с каждым днем ее взгляд становится все более и более вопросительным. Я так рассчитывала на эту премию.

Я не должна ее упустить.

Надо срочно, срочно придумать какое-нибудь убедительное оправдание.

Может, сказать, что эта фотография из резюме какого-нибудь журналиста? Да нет, это какая-то натянутая версия. С чего это журналистам высылать мне свои фотки в стиле ню?!

Соображай, Кашеварова, соображай. Ведь он уже уходит.

Какой аргумент понравился бы Степашкину? Он у нас повернут на работе, а значит, я могу сказать, что…

— Да вы не понимаете! Это мне нужно… для работы! — выкрикнула я.

Максим Леонидович, уже схватившийся за дверную ручку, обернулся.

— Да что вы говорите? — издевательски усмехнулся он. — Для какой же, позвольте поинтересоваться?

— Я собираюсь… написать цикл статей, — придумала я.

— На какую тему? Учтите, что нашу газету читают и дети.

— Это же сайт знакомств, смотрите, — откашлявшись, я смело развернула монитор в его сторону, — я буду писать о людях, которые знакомятся друг с другом по Интернету. А сейчас я просто выбираю будущих героев для своих статей.

— О знакомствах по Интернету? — задумчиво нахмурился он. — Вообще-то мы об этом еще не писали…

— Ну вот видите! — обрадовалась я. — Знаю, что не писали, поэтому и решила предложить такую тему. Вы же всегда говорили, что я должна быть более инициативной.

Он испытующе взглянул на меня. Я же напряженно ждала его вердикта. Спасена или не спасена? И наконец Степашкин — о чудо! — протянул.

— Вообще-то, мысль и правда неплохая. Хотя я чувствую, что здесь что-то не так.

Я невинно захлопала ресницами — мол, о чем это вы? Моя совесть чиста перед народом.

— Это замечательный проект. И он наверняка поднимет нам рейтинги, — оживилась я, — я буду встречаться с разными мужчинами, с самыми разными — от олигархов до бедных студентов. И честно рассказывать о своих свиданиях в статьях!

Я сама все больше верила в то, что говорю. Внезапно мне показалось, что это и правда замечательная идея — оживить нашу замшелую газету такой вот рубрикой.

Свою пламенную речь я закончила скромно:

— Мне кажется, что за свежий креативный взгляд мне полагается повышение оклада и небольшая премия. Помимо той, которую я должна получить официально, разумеется.

— Об этом и думать забудьте, — безо всяких эмоций охладил мой пыл Степашкин, — вы же даже еще ничего не написали. Ладно, я даю свое согласие, работайте над рубрикой. Только вот не уверен, что из этого и правда что-нибудь путное получится.

— А почему нет? — удивилась я. В моей голове все выглядело так логично и просто.

Улыбка моего начальника имела повышенную степень змеиности. В его голосе появились вкрадчивые нотки — так бывает всегда, когда он собирается сказать что-то нелицеприятное.

И мои ожидания были на сто процентов оправданы.

— Ну как же. Вот вы сказали, что собираетесь встречаться и с успешными красавцами, и с жалкими жиголо, так?

— Так, — осторожно подтвердила я, все еще не понимая, куда он клонит, — схема простая. Я выбираю подходящего мужчину, пишу ему письмо, высылаю свою фотографию. Мы договариваемся о встрече…

— Вот в этом-то и загвоздка, — щелкнул пальцами Максим Леонидович, — ну, насчет жалкого жиголо все понятно. Но с чего вы решили, что с вами согласится встретиться успешный красавец?

— В каком смысле? — тупо переспросила я.

— В прямом, — безжалостно ответствовал Степашкин, — или вы собираетесь отправить ему изображение Клаудии Шиффер вместо своего?

Я даже не знала, что на такое ответить. Просто, выпучив глаза, открывала и закрывала рот, как аквариумная рыбка, которую накормили слабительным.

Сотни неприятных вопросов, точно рой потревоженных навозных мух, поднялись из самых темных глубин моего сознания и дружным роем зазвенели перед моим лицом. Сотни вопросов— от феминистски-агрессивного: «Да как он посмел мне такое сказать?!» до неуверенного: «А вдруг он прав, и я в самом деле больше ни на что не гожусь?»

Дыхание мое участилось, по щекам покатились злые слезы.

Наверное, дело тут было даже не в Степашкине и его закоренелой ко мне ненависти. Нет, просто все переживания последних дней — и провалившийся проект с татуировкой, и возникшее вдруг сомнение в собственной женской состоятельности, и неудачный поход в шоколадную лавку — все это вдруг выплеснулось наружу мощнейшей истерикой.

По природе своей я натура эмоциональная, однако на посторонних стараюсь произвести впечатление воплощения сдержанности и здравого рассудка. Особенно это касается коллег — они ни в коем случае не должны знать о том, какие внутри меня порой бушуют фейерверки. Поэтому по офису я стараюсь передвигаться степенно и плавно, говорю медленно и веско, перед начальством не пресмыкаюсь, но и опуститься до бытового разудалого хамства себе не позволяю.

Ничего не скажешь, такое со мной случилось впервые.

Не обращая внимания на то, что изумленный Максим Леонидович Степашкин все еще зачем-то пасется в моем кабинете, я истерично сбрасывала со стола все находившиеся на оном предметы. На грязноватый пол полетели распечатки, верстки, свежие и старые газетные номера, дискеты, а также стакан, кактус в горшке и телефонный аппарат.

— Надоело! Как же мне все надоело! — сдавленно кричала я.

Вы никогда не замечали, что обычная истерика отнимает больше сил, чем два часа степ-аэробики в гимнастическом зале? Не прошло и десяти минут, как я почувствовала себя полностью опустошенной. Энергии хватило лишь на то, чтобы бессильно пасть на стул, уронить на стол голову и заплакать, отчаянно и беззвучно. Горячая кровь пульсировала в висках, лицо было воспаленно красным и мокрым; я рыдала так горько, словно только что обнаружила, что не могу втиснуться и в сорок восьмой размер.