Книга Девушки с проблемами, страница 16 – Маша Царева

А закончилось все тем, что оказавшиеся свободными проститутки гостеприимно напоили их домашним сливовым вином, и Женя даже не помнила, как именно ее транспортировали домой.

Зато утром, обнаружив в своей кровати спящего голого Мамонтова, она, продемонстрировав чудеса логического мышления, восстановила неутешительную картину вчерашнего вечера.

Стараясь производить минимум шума, Женя выбралась из-под одеяла и побрела в ванную. Веселая ночка была, ничего не скажешь. Повсюду разбросана одежда – ее и, соответственно, мамонтовская. Так что она вполне могла определить траекторию их вчерашних передвижений по квартире. Куртки, обнявшись, валяются на полу в прихожей – это вроде бы логично. Но почему получилось так, что ее трусы (какой позор, дырявые!) бесстыдно украшают кухонный стол, в то время как джинсы и свитер скромно лежат в углу спальни? Вот парадокс. Получается, что сначала они, как и положено слегка принявшим на грудь интеллигентам, направились к кровати, но на полдороге страсть, как волшебная дудочка, подтолкнула их к кухонному столу?!

А в ванной валяется его футболка. И Женин простенький бюстгальтер. Значит, и в ванной они вчера тоже? Тоска-а-а-а...

– Чего вздыхаешь так тяжело, моя похмельная принцесса?

Женя вздрогнула. На пороге ванной стоял румяный от продолжительного сна Мамонтов. Незаметно подкрался, гад. Свидетель ее печального смущения.

– Я по утрам всегда такая, – без улыбки ответила она, – не люблю утро.

– Ну и зря, – миролюбиво сказал Миша. – Тебе тост сделать с колбасой или сыром?

Обычно в таких ситуациях она беззастенчиво просила: «Пей кофе и проваливай отсюда, пока я не вышла из ванной». Но тут как-то неудобно было. Бывший одноклассник все-таки. Приятный к тому же человек. Судя по всему, вместе им было хорошо, о том свидетельствует разбросанная в порыве страсти одежда. Жаль, что Женя не помнит ничего. Но не исключено, что он был искусным любовником и опытным соблазнителем, ведь изначально в график ее вечера никак не входил спонтанный пьяный секс, а тем более с ним.

– С сыром, – буркнула она, – и можно мне принять душ без свидетелей?

– Тебе по утрам неприятны все люди без исключения или лично я? – приподнял бровь Мамонтов.

– Если тебе так легче, считай, что все. – Она попробовала захлопнуть перед его носом дверь, но он успел самым гангстерским образом просунуть в щель носок ноги, обутой в пушистую Женину тапочку.

– Балашова, может, поговорим?

– Ну что еще? – Она повернулась к нему и на манер готовой к бурной ссоре рыночной торговки уперла руки в тощие бока. – Слушай, Мамонтов, если хочешь, давай поговорим, конечно. Только недолго. И сначала скажу я, о’кей? Так вот. Не знаю, как привык ты, но лично для меня секс, тем более в обморочно-алкогольном состоянии, не значит ровным счетом ничего. У меня все.

– Для меня тоже, – улыбнулся Мамонтов.

– Вот и замечательно. Тогда можно считать, что мы договорились. Ненавижу утренние поцелуи, которые пахнут зубной пастой, и обещания позвонить. У нас не роман, ясно?

– Ясно, – немного ошарашенно кивнул он, – только вот я тоже хотел сказать. Дело в том, что...

– Знаешь, уговаривать меня бесполезно, – перебила Женя. – А теперь мне хотелось бы почистить зубы. В гордом, прошу заметить, одиночестве.

– Как скажешь, – пожал плечами ее спонтанный любовник, убирая наконец тапочку из щели.

– И вот еще что. Когда я выйду из душа, пусть тебя уже не будет в моей квартире, хорошо? – сказала она перед тем, как захлопнуть дверь.

Но когда она вышла из душа, Мамонтов сидел на кухне, с аппетитом уминая тот скудный запас провизии, который ему удалось извлечь из ее холодильника. Причем он не ограничился выкладыванием полузасохшего сыра и слегка обветренной колбаски на хлеб. Нет, ему удалось проявить чудеса кулинарного таланта, изобразив сложные сандвичи с сырным омлетом, которые выглядели так, что у Жени заурчало в животе.

– Прошу к столу! – гостеприимно пригласил Миша.

К столу она приблизилась и даже придвинула к себе тарелку с бутербродами, уж больно аппетитно те выглядели. Но мрачное выражение с лица убрать не потрудилась. И даже не улыбнулась старательному повару.

– Мамонтов, ты что, плохо слышишь? – спросила она, откусывая почти половину сандвича.

– Если ты о том, что я должен был уйти, то я все прекрасно понял, – улыбнулся он. – Как ты красиво ешь! Это надо фотографировать.

– Прекрати издеваться, – с набитым ртом ответила Женя. – В таком случае это акция протеста. Так мне понимать?

– Не кипятись, Балашова. Я же сказал, надо кое-что тебе объяснить.

– Ладно. – Она демонстративно взглянула на настенные часы. – У тебя есть... допустим, десять минут. А то, сам понимаешь, я девушка занятая.

– Да, у тебя и правда много дел. Еще столько алкоголя осталось в Москве, тебе надо приложить к этому руку.

– На что ты намекаешь? Не надо читать мне мораль, у меня для этого есть родители.

– А я разве читаю мораль? – искренне удивился Мамонтов.

Он неторопливо потянулся еще за одним сандвичем. Женя не выдержала и хлопнула его по руке.

– Какая прямолинейность, – пробормотал Миша. – Балашова, на твоем месте я бы и правда пил поменьше. Потому что если бы ты не была в бессознательном состоянии, когда я приволок тебя домой, то непременно запомнила бы, что между нами ничего не было.

Она замерла, не донеся кофейную чашку до рта.

– Как это – не было?

– Вот так, – развел руками Мамонтов и, воспользовавшись паузой, ухватил все-таки с тарелки самый большой сандвич.

Женя покосилась на некогда белый лифчик, валявшийся в углу. Мамонтов смутился.

– Это не я. Правда.

– Ничего не понимаю. – Она потерла виски. – Здесь что, еще кто-то был? И с кем же я...

– Ну ты даешь! – протянул он. – Женька, ты отключилась еще в борделе. Кое-как я запихнул тебя в такси. У тебя не работал лифт. Как я волок тебя вверх по лестнице, лучше не спрашивай. Но стоило тебе попасть в квартиру, как ты оживилась, подскочила, как ненормальная, и принялась носиться по комнатам. Знаешь, ты попыталась даже...

– Больше ни слова! – предупредила Женя.

– Ты попыталась меня соблазнить, – невозмутимо продолжил Мамонтов, – хотя здесь больше подошел бы глагол «изнасиловать». Ты срывала с себя вещи. И... – он покраснел, – и с меня тоже.

– Гнусная ложь!

– Хорошо, что, когда тебе все-таки удалось затащить меня в постель, ты сразу же уснула, как пьяный матрос. О том, как громко и раскатисто ты храпела, я, пожалуй, даже не буду упоминать...

– Вот спасибо, – буркнула она. – И зачем ты все это мне рассказываешь? Чего ты хочешь добиться?

– Может, хочу реабилитироваться. – Миша наконец отложил в сторону сандвич. – А может быть... Может быть, хочу начать все с начала.