Книга Жизнь на каблуках, страница 56 – Маша Царева

– Ничего себе девушка! Скорее бабушка! Зачем тебе такая престарелая девушка? – Слово «девушка» на этот раз было произнесено с набирающей обороты иронией.

Я разозлилась. Да чего она вообще может понимать – эта брюнетистая девица в платье от Готье?! Красивая, пресыщенная жизнью, жадными пригоршнями отправляющая в рот нефильтрованные будни и тут же неинтеллигентно выплевывающая половину, отрыгивающая стереотипы, отхаркивающая обстоятельства. Как же, папа – академик и мама – преподаватель сольфеджио! Квартира на Кутузовском, платье за несколько тысяч долларов! Какой еще каприз придется по душе избалованной принцессе? Стать лесбиянкой? Да, пожалуй, это нам подходит.

Лиля сделалась мне противна.

– Да ладно, не кипятись ты так. – Она успокаивающе похлопала меня горячей ладонью по руке. – Я сама становлюсь бешеная, когда о моей бывшей говорят… Мне кажется, да чего они все понимать-то в этом могут?

– Знаешь, Лиль… Ты меня извини, но я, наверное, поеду домой.

– Вот уж нет! – взбунтовалась она. – Никаких домой! Тем более сейчас, когда мы только познакомились.

– Я тебе оставлю свой телефон, – слабо сопротивлялась я.

– Ага, фальшивый.

– Какая прозорливость!

– Если мы расстанемся прямо сейчас, то ты меня в другой раз и видеть не захочешь.

Я грустно подумала, что в любом случае вряд ли захочу встретиться с ней еще раз. А уж если мы с ней все же переспим – то тем более.

– Я же ни на чем не настаиваю, – уговаривала она. – Тем более что мы уже приехали. Попьем чайку, поболтаем. Я постелю тебе на раскладушке. Я же не озабоченная. Просто давно ни с кем нормально не разговаривала.

Водитель, внимательно прислушивающийся к каждому слову, презрительно фыркнул. Он и не думал скрывать, что мы, две молодые симпатичные лесбиянки, вызываем у него вязкое отвращение. Тем более что Лиля вела себя как донжуан московского разлива – мол, зайдем ко мне на кофе, посмотрим видик, ну сядь со мною рядом, я же не кусаюсь. А дальше – мне просто нравится, когда ты меня обнимаешь, ох, какие у тебя красивые трусы, ну я только на пару сантиметров его засуну, ты не волнуйся – в общем, известная анекдотическая ситуация.

А может, ей и правда тоскливо, вот и цепляется она за мой равнодушный рукав длинными фиолетовыми ногтями. «Давно ни с кем нормально не разговаривала» – может быть, это значит – «давно хотелось загрузить кого-нибудь этой занудной историей, а ты, кажется, подходишь на роль безропотного слушателя».

– Пойдем. – Она сунула таксисту деньги. – Ну пожалуйста, пойдем, а? У меня есть торт «Черный лес»…

Почему-то этот аргумент стал для меня решающим. Не то чтобы я очень люблю приторный «Черный лес», да и вообще я стараюсь поменьше сладкого на ночь есть. Просто эта непосредственная детская уловка прозвучала настолько обезоруживающе… Брошенная лесбиянка, физиономия которой перепачкана губной помадой, заманивает меня в гости шоколадным тортиком…

И я сказала:

– Ладно, пойдем уж. С тебя кусочек «Черного леса» и раскладушка с чистым бельем.

– И ночная рубашка! Розовая, от «Ла Перла», – радостно пообещала она.

В лифте я деликатно намекнула ей на то, что с таким лицом неприлично появляться перед родителями, которые к тому же, по словам самой Лили, и не подозревали о ее нетрадиционной сексуальной ориентации. Она достала из модной лаковой сумочки пудру «Кристиан Диор» и суетливыми, какими-то вороватыми движениями тыльной стороной ладони вытерла рот.

– Какой ужас, что же ты раньше не сказала? Я сидела рядом с тобой в такси и искренне считала себя почти Мэрилин Монро. А сама выглядела как Мэрилин Мэнсон.

– Мы же договорились, что просто друзья, – напомнила я. – А значит, мне все равно, как ты выглядишь.

Лиля вздохнула:

– Чудовищная прямолинейность. Выходи, приехали.

Разумеется, академик жил в квартире, занимающей целый этаж.

– Здесь было еще две квартиры, папа все выкупил, – объяснила Лиля.

– Сколько же у вас комнат?

– Шесть. Гостиная, мамина спальня, папина, моя комната, папин кабинет и балетный класс. Я в детстве балетом занималась. До сих пор иногда корячусь у станка. Чтобы быть в форме.

– Я тоже танцовщица. – Вообще-то я не завистлива, но в тот момент почему-то приревновала роскошную Лилю к личному балетному классу и шестикомнатной квартире на Кутузовском. – Профессиональная.

– Как интересно! – воскликнула она, хотя интереса в ее голосе вовсе не чувствовалось.

Дверь нам открыла ее мать, которая оказалась похожей на голливудскую актрису Сьюзен Сарандон. Теперь понятно, откуда у Лили такие огромные зеленые глаза.

– Мамочка! – голосом примерной девочки сказала моя новая подруга-лесбиянка. – Вот и я. Познакомься, это моя подружка Варя. Она у нас сегодня ночует.

– Очень приятно, – сдержанно поприветствовала меня мамаша. Ох и взгляд же у нее был – как сканер. – Проходите в комнату, я скажу Гале, чтобы подала чай.

– И торт! – весело потребовала Лиля, скидывая туфли. А потом добавила, обращаясь ко мне: – Галя – это наша домработница.

– Она с вами постоянно живет?

– Квартира большая, маме сложно здесь. Да и потом, мама музыкант, ей руки беречь надо.

А мне вот, похоже, надо беречь нервы. Еще пара часов такого великолепия, и я уйду из этой шикарной квартиры обремененная неподъемным, как Сизифов камень, комплексом неполноценности. Почему природа так ко мне несправедлива? Почему кто-то рождается в семье академика и носит платья от Готье, а кто-то приезжает в Москву с пятьюдесятью долларами в кармане и пляшет в прокуренных клубах за гроши?

Улыбчивая домработница доставила в Лилину спальню поднос с чайником и тортом.

– Устроим праздник живота! – весело воскликнула Лиля.

Я молча рассматривала ее комнату. Наверное, если когда-нибудь у меня будет своя квартира, я обставлю ее именно так. Светло-розовые обои, мягкие плюшевые шторы, белый комод, удобная широкая кровать. И повсюду какие-то милые девчоночьи штучки. Фотографии в меховых рамочках, фарфоровые статуэтки, флакончики духов, свечи, засушенные букетики. Кому-то подобная сентиментальность может показаться воплощением дурного вкуса. Но мне в Лилиной комнате хотелось улыбаться.

А хозяйка комнаты тем временем с аппетитом наворачивала «Черный лес».

– Не боишься растолстеть? – поддела я ее.

– Да ладно тебе! – легкомысленно махнула рукой Лиля. – Один раз живем. И вообще, ну их, этих бывших любовниц, – совсем уж некстати добавила она, – и без них хорошо, правда же?

– Правда, – неуверенно согласилась я.

– Расскажи о своей бабе, – попросила она, – извини уж, что я ее старухой обозвала.

– Да ладно… Не знаю, что о ней рассказывать. Ни к чему это.