Онлайн книга «На край света»
|
— Вы ошибаетесь, Летиция. Миссис Преттимен опешила, как и я. — Бене утверждает, что у капитана Кука не было хронометров. — Он прав, Эдмунд. Угловое расстояние между луной и солнцем использовали для определения долготы до изобретения или, верней, до усовершенствования хронометра. Главная слабость метода — невероятное мастерство, которое для этого требуется. — Выходит, Бене снова прав! — Андерсон рассматривает его предложение всерьез? — На мой взгляд — даже более чем с восторгом. С другой стороны, все, что бы ни предложил наш флотский Адонис, встречает на шканцах восхищенный прием. Миссис Преттимен открыла было рот, но передумала и промолчала. Мистер Преттимен нахмурился, уставившись в переборку в нескольких футах над собой. — Андерсон далеко не дурак. Говорят, он отменный мореход. — Как и мистер Саммерс, сэр. А мистер Саммерс сказал… — возразил я сникшим голосом. Тишину нарушила миссис Преттимен: — Мы все в долгу у мистера Саммерса, мистер Тальбот. Он неустанно печется о нас и о судне. — А как он бесстрашен, мадам! Во время последнего, ужасающего шторма, когда кругом вздымались водяные валы, он в одиночку удержал штурвал — чуть не погиб! Мистер Преттимен откашлялся. — Никто не сомневается в том, что наш старший офицер именно таков, как вы говорите. Но дело в том, что, на мой взгляд, вы не учитываете разницы между человеком, наделенным математическими способностями, и тем, кто их не имеет. А она велика — и дело тут не в количестве, но в качестве. Мне нечего было ответить. — Утверждают, что вы помогали мистеру Саммерсу у штурвала, сэр. И снова я перед вами в неоплатном долгу. Прошу, примите мою благодарность, — произнесла миссис Преттимен. — О Господи, мадам! Да не стоит! Совершенно не стоит… — Поскольку совсем недавно я была о вас совсем иного мнения, сейчас я рада сказать, что нахожу ваше поведение достойным настоящего мужчины! Мистер Преттимен покачал головой. — И все-таки не понимаю — он собирается свериться с затмением юпитерианского спутника? Но как? Это совсем не просто… — Алоизий, дорогой, может быть, попробуете заснуть? Я уверена, мистер Тальбот… — Конечно, мадам. Мне пора… — Останьтесь, Эдмунд. Что за спешка? Я в своем уме, Летиция, и четко представляю себе небесный свод. Созерцательные размышления всегда идут на пользу. — И все-таки не стоит вам перевозбуждаться, сэр! — «Этот… царственный свод, выложенный золотою искрою…». [30] — Скорее, сэр, он «весь выложен кружками золотыми…». [31] — Неужели мистер Бене именно так видит звезды в свой секстан? — Молодой человек — поэт, Алоизий. Не правда ли, мистер Тальбот? — Да, мадам, он пишет стихи, однако кто их не писал? — И вы тоже? — Только на латыни, мадам. Не смею доверить свои скудные мысли обнаженной простоте английского. — Вы все больше поражаете меня, мистер Тальбот. — Ловлю вас на слове, мадам, и рискую обратиться с просьбой: не могли бы вы, следом за мистером Преттименом, звать меня Эдмундом? Мое предложение, похоже, обескуражило ее. Не давая ей опомниться, я продолжил: — В конце концов, мадам, это будет вполне пристойно, учитывая ваш… как бы это сказать… учитывая мой… и ваш… Миссис Преттимен рассмеялась от всего сердца. — Учитывая мой возраст, вы имели в виду? Эдмунд, мальчик мой, вы просто неподражаемы! — Мы вели серьезную беседу, Летиция. На чем я остановился? — Вы с Эдмундом обменялись цитатами, чтобы подвести под вселенную надежную литературную основу. — Что может быть лучше, чем возвыситься над пустяками, вроде нашего точного положения на земном шаре, и перейти к раздумьям о вселенной, в которой мы рождены? — Выражать размышления сии лучше стихами, а не прозой, сэр! — Алоизий, может, и согласен с вами, Эдмунд, а я женщина простая. — Вы на редкость несправедливы к себе, Летти. Но продолжайте же, Эдмунд! — Дело в том, что только сейчас, во время нашего плавания, мало-помалу, то по одной, то по другой причине, поэзия обернулась для меня не простой забавой и красивыми словами, но — высотой, которой способен достичь человек. Особенно ночью, когда светят звезды, когда кругом непостижимая Природа — честно сказать, мне неловко об этом говорить… — Юноша, послушайте! Разве это не само добро? Если нет — то именно таковым добро и должно стать! Неужели вы не видите в этом жеста, свидетельства, указания, не слышите того, что называют музыкой или гласом абсолюта? Если жить в мире с этими понятиями, впустить их в себя, довериться и открыться им — уверяю вас, Эдмунд, даже самый закоренелый преступник в том краю, к которому мы движемся, сможет поднять голову и заглянуть в горнило этой любви, этой благодати, о которой мы с вами говорили! — Преступник? — Представьте нашу процессию: мы — пламя земное, пламя негасимое, искры Абсолюта — сталкиваемся с пламенем небесным! Во тьме ночной мы движемся по пустыне нашего нового мира к Эльдорадо, и ничто не встанет между нашим взором и Абсолютом, между нашим слухом и дивной музыкой сфер! — Да, я понимаю. Это будет приключение из приключений. — Присоединяйтесь к нам, Эдмунд. Мы всех принимаем. Никто не встанет у вас на пути! — А ваша нога, сэр? Кажется, вы о ней забыли. — Нет, не забыл. Я поправлюсь, точно знаю. Пламя души моей вылечит меня. Я поправлюсь и поеду, куда задумал! — Как бы то ни было, прислушайтесь к миссис Преттимен. Лежите спокойно, сэр. — Так вы пойдете с нами? Я ничего не ответил. Тишина росла и длилась до тех пор, пока в шипении воды, трущейся об обшивку, не зазвучал чей-то бессловесный зов… Наконец я понял, что слова не нужны — есть то, что понятней слов: холодный, рассудочный голос здравого смысла. И все же — и все же я видел! На мгновение в зловонной душной каюте я ощутил силу ее обитателя, невероятную притягательность его страсти. Передо мной мелькнуло, или мне показалось, что мелькнуло, видение нашего мира: огромный пузырь на поверхности необъятного золотистого океана Абсолюта и мириады вспышек, каждая из которых — драгоценный камень во лбу животного, способного «поднять голову и заглянуть в горнило…». |