
Онлайн книга «Оранжерея»
Надежды — сны бодрствующих, сказал Платон. Кому страхи-напасти, кому смехи-потехи. Настала осени пора: В долинах ветры бушевали, И волны мутного Днепра Песчаный берег подрывали. «Все безмолвствовало; ветер разносил вопли и крики княгини Долгорукой, а между тем ее злополучного супруга быстро мчали на казнь». («И зелень мертвую ветвей И корни ядом напоила».) «В институтах девиц классы и дортуары поражали своей бедной казарменной обстановкой. Девицы держались прямо и принужденно». Иллюзионы: «Лотос», «Чары», «Модерн». Поэт и гардемарин Баласогло называл бездарных поэтов «литературными пигмеями». Я был тогда еще ребенок И в городке глухих невежд Крутил, угрюмый дикаренок, Калейдоскоп своих надежд. Объявление: «Ищу союза волшебных звуков, чувств и дум». Подпись: А. П. («И если туча оросит, блуждая...») Sans nom, sans fortune... [47] Гиппокам — особый отдел мозга, соединяющий в единое целое опыт прошлого и ощущения настоящего. Помогает генерировать представления о том, как будут развиваться события. «Фамилия у вас, батенька, просто былинная», — заметил однажды этимологу Илличу-Свитычу профессор Дыбо. «Только тогда замечал, что он не на середине строки, а скорей на середине улицы». «Из мелкой сволочи вербую рать». Чудовищное начало русской романной словесности: «Средь самого прекраснейшего дня в один час темная туча покрыла чистое небо; облаки, как горы, ходят и волнуются..» (Матвей Комаров, 1782). Еще «По мне, как они себе хотят, а мамзель Роза есть неоцененное лекарство от ипохондрии» (Нарежный, 1814). Tout n'est pas rose. [48] Супирант — поклонник, воздыхатель. Он сказал: довольно полнозвучья, — Ты напрасно Моцарта любил... «Роза шлет вам воздушный...» «Мне пришел в голову роман, и я, вероятно, за него примусь...» Клирикам не дозволялось терять ни сперму, ни кровь. Сарказм — от греческого «рву мясо». Родственны, как плоть и плеть. «И кровь нейдет из треугольной ранки». «Не в Дармштадте, а что-то американское...» Не суждено было Сократу ни пообедать в Пританее, ни поужинать в Фессалии. «Наполеон пообещал генералу Ожеро, который был выше его на целую голову, лишить его этого преимущества». «Верите ли вы в существование животного магнетизма? Конечно верю: если человек в оспе или другой прилипчивой болезни может заразить здорового человека, то, стало быть, и здоровый может передать больному избыток здоровья и вылечить его». «Облачным, но светлым днем, в исходе четвертого часа, первого апреля...» Кто живет без печали и гнева, Тот не любит отчизны своей. «Золотые часы с цепью, дорогие запонки и одно кольцо — этих вещей вполне достаточно для приличного мужчины. Утром носите перстень, вечером же заменяйте его кольцом с одним бриллиантом. Из всех драгоценных камней самый приятный и приличный — опал; человек с вульгарными понятиями и вкусом никогда не купит опал и всегда предпочтет более видный бриллиант, рубин, яхонт или изумруд». Чем лечили гонорею? «Декохт» из трав и миндальное молоко (бросается в объятия Амалии). «Комитет грамотности приводит следующие сведения: у крестьян, сеющих по пяти десятин, 19% грамотных детей; у сеющих десять десятин — 30% грамотных детей; у сеющих двадцать десятин — 45% грамотных детей. Очевидно, что не грамотность дает благосостояние, а наоборот». Dies irae, dies ilia Solvet saeclum in favilla, Teste David cum Sybilla. [49] «Если вы во сне видите буфет, в котором стоит много красивой посуды, — наяву вы вполне можете рассчитывать на удачу. И, напротив, если вам приснился пустой, грязный буфет — не стоит ждать милости от судьбы». «Москвичи отвратительны, entre nous soit dit [50] , они слишком много думают о деньгах и половых сношениях». «Гроза омыла Москву 29 апреля, и стал сладостен воздух, и душа как-то смягчилась, и жить захотелось». («И пот по бледному челу струился...») «Excellent discours de la vie et de la mort» (London, 1577) [51] . Что было муки, докуки, а ни аза, ни буки. Шиш! Тише, молчи, нишни! Фрыга, шиш на кокуй! «Он же рыкнул яко дивий зверь, и ударил меня по щоке, также по другой и паки в голову, и сбил меня с ног...» («И ослабел, и лег, под своды шалаша...») _________ Еще удар — куда-то в боль, в центр боли, а от него расходятся круги, вроде как по воде, если бросить камень... Наконец: — Хватит, хватит, Макарыч, уймись, — чей-то глухой, далекий голос. Матвей смог приоткрыть один глаз и увидел прямо перед своим носом черный, идеально вычищенный ботинок. Его карманы грубо обшаривала чья-то рука: браслет часов, запонка звездочкой, кабошоновый перстень с бледным камнем. Радужная опалесценция. «Око зла», как его называли алхимики. Матвей дышал быстро-быстро, как загнанная борзая. Он хотел что-то сказать, но только чмокнул губами, как пьяный, и подавился горькой кровью. — Да чистый он, ничего нет, я проверил, — донесся до него как будто издалека, как будто знакомый басок — Валить пора. Оглохли, штоли? Ну, давайте, ребята, ноги в руки... Сегодня футбол по ящику... Еще один человек, темно маячащий в стороне, широкоплечий, коротко и гулко откашлялся, но ничего не сказал. — Вот ведь гадюка островная, лицо мне расцарапал... Он мне: «Чего угодно?», а я его — в морду, да по сусалам, да снова в морду... — говорил, все еще задыхаясь и всхрапывая, тот, широкоскулый, кто первым ударил Матвея. |