Онлайн книга «Полтора кролика»
|
Она вписывала Мономаха в свободную графу. Председатель комиссии, оценив Ксюшину обстоятельность и информированность, по-видимому, проникся доверием к молодым людям. – Я тоже считаю, что не все продумано. Можно было бы вполне обойтись без открепительных талонов, – сказал он. – Это на выборах важно, чтобы никто не проголосовал больше одного раза. Но никто же не будет каяться дважды. Вы же не будете дважды? – спросил он Глеба. – Разумеется, нет, – ответил Глеб. – Может, еще что-нибудь впишете? – спросил член комиссии Ксюшу, заметив, что она не торопится ставить подпись. – Нет, полагаю, достаточно. Ксюша подписала покаянный лист. Член покаянной комиссии сказал: – В соответствии с поправкой от второго марта к Положению о паспорте гражданина РФ вам, по вашему желанию, можно поставить в паспорт памятную печать, извещающую о вашем участии в акции всенародного гражданского покаяния. Хотите ли вы этого? – Да, – сказала Ксюша, – нам надо. – Печать символическая, – информировал член комиссии, штампуя тыльную сторону обложки паспорта Глеба. – Ее наличие или отсутствие не может быть, – он проштамповал паспорт Ксюши, – причиной последствий. – Вернул паспорта. – Ни административных, ни каких-либо других. – Некоторые начальники думают по-другому. Это замечание Глеба осталось без ответа. – В другой день уже не поставят, – сказал председатель, – только сегодня. Ксюша вспомнила: – У нас друзья отдыхают на озере. Можно мы и за них покаемся? – Хватит, Ксюша, – сказал Глеб, – обойдутся. – Почему ты так? Они же не могут, а мы бы за них могли. – Я ни за кого не собираюсь больше, – сказал Глеб с раздражением. – Необходимо личное присутствие, – мягко объяснил председатель, выражая голосом сожаление. – Хотя бы за Даню. У него подпись простая, я могу. – А вдруг он против, – сказал председатель. – Что вы! Он двумя руками за! – У вас есть его паспорт? – Нет. Паспорт с ним остался. – Жаль, но нельзя. – Так ведь не обязательно в паспорт печать ставить. Пусть будет без печати, а лист я заполню. – Как же вы заполните лист, если у вас нет паспортных данных?… Или есть? – Ксюша, достаточно. Я устал. – Почему ты думаешь только о себе? – возмутилась Ксюша. – Давай без сцен, хорошо? – Молодые люди, не надо сегодня ссориться. – Член комиссии встал и произнес торжественно: – Поздравляю вас с участием во всенародном гражданском покаянии. Вот вам белые ленточки в знак того, что вы покаялись. Дав ленточки, он пожал руку – сначала Глебу, а потом Ксюше. Глеб в момент рукопожатия вспомнил недавнего встречного – как тот ему тряс руку на улице. Теперь Глеб понял, в чем дело: у них тогда не было ленточек, и прохожий, тоже без ленточки, принял их тогда за своих. Он решил, что они, как и он, отказисты. – Вы здоровы? Резко повернув голову, посмотрел на Ксюшу. Это спрашивал член комиссии, пожимая ей руку. Ксюша была бледна, у нее как-то странно потускнели глаза. – Воды? – спросил председатель. – Нет… на воздух… – Что с тобой, Ксюша? – встревожился Глеб. – Идем, идем… Они пошли к выходу, она держалась за Глеба, словно боялась упасть. Другой член комиссии говорил старушке за столом справа: – Не надо вычеркивать. Здесь не вычеркивают. Здесь, наоборот, вписывают. И уже из-за спины до Глеба доносилось: – Вы бы лучше не приходили, раз не хотите… Виктор Андреевич, пенсионерка «преступления большевиков» вычеркнула!.. Что делать?… Они не дошли ста метров до гостиницы. – Давай сядем, – сказала Ксюша. – Что, так плохо? – спросил Глеб, садясь вместе с Ксюшей на ступеньку лестницы в чебуречную. Табличка «Мероприятие» висела на двери. – Знаешь, Глебушка, что мне больше всего в тебе не нравится? Твое безразличие. – К чему же я безразличен? – А ко всему. Ты ко мне безразличен. Ты к людям безразличен. Тебе безразлично, Мономах чьей истории принадлежит. Нашей, не нашей… Ты не хочешь ни за что ответственности нести. Ни за то, что в стране происходит, ни за то, что между нами с тобой… Ты не знаешь обо мне ничего. Потому что тебе я безразлична. И здоровье мое тебе безразлично. И все, чем я живу. – Несешь чушь какую-то, сама себя не слышишь, – проговорил Глеб, рассматривая гирлянды над головой. – А ты сам-то не хочешь покаяться? Не за других. За себя. – Пред кем покаяться? В чем? – А в чем-нибудь. Какая разница, в чем. Передо мной. Пока здесь. А то так и умру. Или дурочкой стану. Будешь локти кусать, что не сказал. – Что я тебе не сказал? Почему дурочкой станешь? Или умрешь? – Мне холодно. И трудно дышать. И голова. Он поцеловал ее в лоб. – Ого. Ты ж горячая. – Если тебе не в чем, тогда я буду. Я тебе так покаюсь, что у тебя волосы дыбом встанут. А то больно ты у меня спокойненький, безразличненький… – Ксюша, у тебя температура. Надо что-то делать. – Ты мне – «нет» хочешь сказать? Ха-ха, – она засмеялась и тут же закашляла. – А я тебе – «да»! А я тебе – «да»! – пыталась выкрикнуть сквозь кашель. Глеб встал. Он стоял, озираясь по сторонам, и не знал, что делать. – С Даней, с Данечкой – вот с кем!.. Съел? Не ожидал, что с Данечкой? Глеб склонил голову набок. – Ну и как это называется? – спросил он спокойным голосом. – И что это значит? Это ты что, каешься или как? – Да, это я каюсь, да! – Если бы ты каялась, ты бы раскаялась, а ты не раскаиваешься, ты, наоборот, меня позлить хочешь. Не знаю, зачем. Грош цена твоим словам. – Так ты не веришь, что я с Данечкой?… – Чушь несешь, просто чушь какую-то!.. Даня на Таню надышаться не может, а ты говоришь!.. Даня – святой человек! – Четыре раза с Данечкой. Не раз и не два, а четыре! – Ты бы сказала, с дизайнером Зайнером, я бы, может, еще поверил… Но чтобы с Данечкой… Никогда… Ксюша заплакала. – Ты мне никогда не верил!.. Ты думал, я и с этим клещом шутки шучу. Достукался? Видишь?… Ты этого хотел? – Она глядела на свои руки, ее лихорадило. – Что – доволен теперь? |