
Онлайн книга «Полтора кролика»
С тех пор она стала от меня закрываться. Но я о другом, и при чем тут какая-то ванная? Да, я, вспомнив о своем тайнике, подбежал к ванной и застучал в дверь. Я закричал громко: открой! Опять? – грозно спросила Тамара (голос деланно грозный). Это мне: Уймись! Успокойся! Открой, Тамара! Нельзя терять ни секунды! Уймись! Не открою! А ведь она не знала, что у меня пистолет спрятан там за трубой. А если бы знала? А вообще, что она знала? Чем была занята ее голова? О чем она думала? Она ведь ничего обо мне не знала! Не знала, что я хочу убить Ельцина. И что в ванной у меня тайник! И если бы я действительно так возбуждался от шума воды, разве бы я не сломал дверь? Да я бы выбил ее левым плечом! После того апрельского случая у меня было много возможностей прорваться к ней в эту ванную во время ее в этой ванной мытья! Однако я ни разу не выбил задвижку – и где же тогда я возбуждался? Да ведь она ж меня провоцировала (я потом догадался) этой задвижкой нарочно. Но я о другом. Я бы выбил задвижку, если б не внутренний голос – второй, а не первый. Уймись. Иди на улицу и не выдавай волнения. Пистолет не пригодится тебе. План отменен. Так что выйди и посмотри. Просто побудь. Пока он не проехал. Я так и выбежал в домашних тапочках, чтобы не терять ни секунды. Я выбежал из дома, но уже во дворе перешел на обычный шаг. Вышел из подъезда свободно. Ельцин еще не проехал. Шли по тротуару прохожие. Как обычно ходят они. Некоторые останавливались и смотрели в перспективу Московского. Далеко, за Обводным каналом, виднелись Триумфальные ворота, памятник победе в турецкой войне. Обычно улицы, когда проезжали государственные деятели, перекрывались не менее, чем за десять минут, так что время было еще. Со стороны набережной Фонтанки перегородили движение. Там стояли машины, впрочем я их не видел с того места, где был. Странно смотреть на пустой проспект. Пустота проспекта тревожит душу. Ни одной припаркованной машины. Убрано все. Еще проехала одна милицейская. И повернула с Московского на Фонтанку, то есть налево – там было свободно. То, что Ельцин поедет тем же маршрутом, не было ни для кого тайной. Это единственный путь. Я посмотрел на крышу ЛИИЖТа, недавно переименованного в ПГУПС – нет ли снайперов где? Вроде бы не было. Диспозиция – вот. По правую руку – мост через Фонтанку, имя ему – Обуховский. На той стороне сад, светофор, милицейская будка. Особая достопримечательность – высокий верстовой столб в виде мраморного обелиска – в восемнадцатом веке здесь по Фонтанке проходила, говорят, черта города. Не по минутам даже – по секундам помню эти события. Вот – едут: приближаются по Московскому. Президентский автомобиль шел не первым, а тот, что был впереди, уже со мной поравнявшись, убавил скорость – впереди налево ему поворот. Я смотрю, конечно, на президентский – и другие глядят, не только я, и другие зеваки-прохожие, – я ж смотрю и думаю, а правда ли, там он сидит, может, он в другом, а в этом – ложная кукла… Ложная кукла за истинно бронированным стеклом? И тут я вижу руку его, несомненно, его, слегка шевелящуюся в немом приветствии – за стеклом, где сиденье заднее, – а кого он приветствует, как не меня? Меня и приветствует! Это когда он со мной поравнялся. Притормаживая. Сбавляя скорость. (Впереди поворот.) А далее происходит невероятное. Ему наперерез чья-то бросилась тень. Я даже не сразу разобрал, кто это – женщина ли или мужчина. А когда увидел, что женщина, в первую секунду подумал, не Тамара ли моя. Не вняла ли Тамара моей подсказке? Сердце екнуло, подумал когда о Тамаре. Но с какой стати Тамара, когда она должна быть под душем? Да нет, конечно, была не она. И произошло еще более невероятное – остановилась машина. А вслед за ней и другие – и весь кортеж. А дальше – еще невероятнее: вышел он. Дверь отворилась, и вышел он! Было шестое июня одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Он стоял в шагах десяти от меня, и та женщина тоже стояла – шагах в пятнадцати! Такое невозможно представить! Но так было! Он вышел и к ней подошел! И все его клевреты стали вылезать из машин своих и солидарно к той женщине подходить. Губернатор! Он тоже вышел! И вышел Чубайс! О, вы не знаете, кто такой Чубайс? Мне рекомендовано забыть это имя! Но как же забыть, когда помню? Как же забыть? И зеваки, случайные пешеходы, они тоже стали подходить ближе к нему, и я вместе с ними!.. Я – бессознательно – вместе с другими – шаг за шагом – ближе, ближе – к нему!.. Было будто бы это все не сейчас, а когда-то до этого! Как в прежние времена, когда он – было несколько тогда эпизодов! – общался с народом! На заводе, на рынке, на улице, где-то еще… Смело общался с народом! Я слышал – мы все слышали – их разговор! Женщина лет сорока. Эта она остановила президентский кортеж. Вы не поверите, она говорила о состоянии библиотек. Вот как она сказала: у нас большие проблемы с библиотеками, я сама учительница русского языка и литературы, и хорошо знаю, как обстоят дела, Борис Николаевич. А еще, Борис Николаевич, у библиотекарей и учителей, а также у врачей в поликлиниках очень низкие зарплаты. А он ей отвечал: это неправильно, надо во всем разобраться. А помощник ему говорил: обязательно разберемся, Борис Николаевич. А я думал: где мой пистолет? У меня не было с собой пистолета! А она ему вдруг о себе говорит: меня зовут Галина Александровна, я живу на Маклина, дом девять дробь одиннадцать, в одной комнате со взрослеющим сыном… дом в аварийном состоянии, квартира у нас коммунальная… А он ей говорит: дадим вам новую квартиру. А помощник ей говорит: во всем разберемся. И все это рядом – передо мной! А я не взял пистолет! Другие тоже стали спрашивать, но нечетко, сумбурно. К ним у него не было интереса. Я тоже хотел: Борис Николаевич, неужели вы, правда, не пойдете сегодня в балет? (… или в оперу?) (Я еще не терял надежду.) Но тут широкая спина заслонила от меня президента. А спросил бы – хрен бы они сказали. Следователь, кстати, был настолько любезен, что показал мне потом газету: Ельцин, оказывается, в этот день возлагал цветы к монументу Пушкина. Он грузно определил свое тело в машину. И все помощники и клевреты разбежались по своим авто. И весь кортеж медленно тронулся и повернул с Московского на Фонтанку. |