Онлайн книга «А теперь любите меня»
|
Ты где?! Ты в порядке?! Что с тобой случилось?! Почему ты вот так вот уехал?! Я не знал ни что ей сказать, ни с чего начать. Я понимал только, что она беспокоилась и что она беспокоилась из-за меня, и мне захотелось ее утешить. — У меня все в порядке, — сказал я. — Но где ты?! — Я… Пока я подбирал слова, я заметил, что в баре царит необычное молчание. Я огляделся: все жители города прислушивались, особенно Консьержка, который притворялся, что читает газету, сидя прямиком за мной. — Я бы поговорил с тобой не по телефону, — сказал я. — мы можем увидеться? Мы договорились встретиться на следующий день в парке, где раньше собирались на пикники с крутыми друзьями. Когда я повесил трубку, жители вернулись к своим обычным занятиям, а Марко снова похлопал меня по спине. — Отличная игра! Свиданка в парке, когда на улице дубак, — нет средства лучше, чтобы сблизиться! — Она за меня беспокоилась, — прошептал я, будто говорил сам с собой. — За меня… — Я тебя угощаю, Казанова! — ответил он, подмигнув. Юлия беспокоилась, она беспокоилась — за меня. * * * Зима была не за горами, и парк выглядел пустынным. Я уселся на лавочке и стал ждать. Когда я увидел, как она вошла в парк, ища меня взглядом, я не двинулся, я даже не подал знака. Я просто забылся в созерцании Юлии, которая меня искала. И вот она меня заметила и быстро направилась ко мне. — Так куда ты пропал?! — крикнула она еще до того, как ко мне подойти. Она остановилась передо мной, слегка задыхаясь. Я смотрел на пар ее дыхания. Я знал, что должен что-то сказать, но не знал что. Накануне я решил не готовиться к встрече, я сказал себе, что слова придут сами, но этого не произошло. Она села рядом. — В конце концов я поверю, что ты действительно странный, — произнесла она. Она вопросительно посмотрела на меня, но я не мог ничего ответить. Мы молча сидели так, пока она не сказала: — Я очень-очень беспокоилась… Я опустил глаза. — Ты мог бы послать весточку, — добавила она. — В твоей общаге мне сказали только, что ты уехал. Мне пришлось изводить секретариат факультета, чтобы мне дали номер твоего старого пансионата, я даже пошла в комиссариат, но совершеннолетние имеют право исчезать… Я поднял взгляд. — Ты звонила в Пансионат?! Она смотрела прямо мне в глаза. — Да. Ее взгляд говорил: «Я знаю». Я искал в ее лице признаки жалости, и мне пришлось нелегко: ни одного… Я уткнулся взглядом в колени. Снова воцарилось молчание. — Я говорила с твоим учителем биологии, — продолжила она, — он очень тебя ценит. Он тоже очень беспокоился… Я слушал, ничего не отвечая. — Какой он? — спросила она с улыбкой. — У него такой странный голос… — Похож на канадского дровосека, — ответил я. Она рассмеялась. Я посмотрел на нее и заметил, что у нее синие губы. «Был бы я Дрянным Поэтом, — подумал я, — тогда бы я написал поэму об этом мгновении и назвал бы ее „Сапфировый смех“». А затем я тоже рассмеялся, потому что сказал себе, что два месяца назад я не мог и подумать об этом. Раньше я думал бы так: «Синие губы. Этот феномен основывается на распознавании холода организмом. Он замедляет циркуляцию крови, чтобы сохранить тепло в теле. Капилляры наполнены бедной кислородом кровью голубого цвета. Поскольку кожа на губах очень тонкая, под ней видны капилляры, и губы выглядят синими. Этот феномен сопровождается резким обесцвечиванием пальцев, болезненным ощущением в конечностях, мурашками по телу, речь может идти о том, что называется синдромом Рейно». Когда я кончил смеяться, я заметил, что Юлия уже не смеется и смотрит на мой рот. — Ты думаешь о синдроме Рейно? — спросил я ее. Вот так все случилось: ее губы на моих, ее рука на моей щеке, ее язык в моем рту. * * * Я никогда не пробовал ничего подобного, я понял, почему целующиеся люди закрывают глаза: это как когда ты наслаждаешься каким-то лакомством — так лучше чувствуется вкус. В мире столько же вкусов, сколько поцелуев, и если этот поцелуй можно было бы сравнить с чем-то вкусным, это было бы пиво: во рту он был прохладным, но согревал тело, а когда он закончился, было ощущение небольшого опьянения. Я уткнулся лицом в шею Юлии. Она ласкала мой затылок кончиками пальцев. Мы так и сидели. * * * Наступил вечер. Юлия сказала, что хочет горячего кофе, а я ответил, что знаю место, где делают лучший кофе в мире. Когда мы пришли в бар, он только начинал наполняться, но наш приход не остался незамеченным. Все взгляды обратились к Юлии. Мой взгляд встретился с ее: он не изменился. Юлия больше не видела моего отчаяния, но ее взгляд не изменился. Мы подошли к стойке. Когда какое-то экзотическое существо оказывается в моновидовом сообществе, случается, что это сообщество агрессивно относится к вторжению экзотического вида. Но для Отчаявшихся Неотчаявшийся не является экзотическим видом, потому что они таких уже видели. Даже в среде с большой концентрацией Отчаявшихся, как, например, в так называемом Исправительном учреждении, всегда найдется хоть один представитель Неотчаявшихся: в тюрьме это может быть посетитель или тот, кто работает в тюрьме. Стресс, связанный с лишением свободы, делает из заключенных очень хорошие кандидатуры в Отчаявшиеся, и один из пяти заключенных уже был таким до своего заключения, то есть пятая часть тюремного населения происходит из среды с высокой концентрацией Отчаявшихся: из Приютов и Приемных семей. Я представил всем Юлию. Не знаю, был ли у меня настолько довольный вид, но все мне улыбались, подмигивали или слегка кивали, чтобы меня поздравить. — Что тебе подать, голубчик? — спросила Хозяйка. Пока мы пили кофе, в бар приходили все новые люди, музыка становилась громче, и вокруг нас начали танцевать. А затем мне принесли пиво, Юлии — белое вино, а наши руки соприкасались. Прямо у моего уха раздался голос Марко: «Ха, не беспокойся! Я у тебя ее не уведу! Я люблю пофигуристее!» А затем голос Сабрины: «Я в заднице! Если вы когда-нибудь захотите сделать это втроем, вспомните обо мне!» |