Книга Потомки, страница 52 – Кауи Харт Хеммингс

В «Тики» по-прежнему собирается клуб укулеле. Они и сегодня здесь — старые гавайцы, которые курят сигареты и подкрепляются в перерывах вареным арахисом. Детям здесь интересно, но я привел их еще и потому, что Хью заходит сюда каждый вечер пропустить перед обедом стаканчик коктейля. Я хочу порасспросить его о тех, кто снимает у него коттеджи. Заметив его возле барной стойки, я прошу девочек и Сида выбрать столик. Сид отодвигает стул для Скотти. Она садится и во все глаза смотрит на него, когда он придвигает ее к столу.

— Ты куда? — спрашивает меня Алекс.

— Хочу поздороваться со своим кузеном.

Взглянув в сторону бара, Алекс радостно восклицает:

— Дядя Хью!

Я внимательно смотрю ей в лицо, ожидая увидеть насмешливое выражение.

— Все шутишь?

— Вовсе нет, — отвечает она. — Я люблю дядю Хью.

— Что вдруг?

Алекс прищуривается.

— Просто он старый и смешной, — говорит она.

Я вижу спину Хью, его белые космы, широкие плечи и тощие ноги. Раньше я его боялся, наверное из-за высокого роста и острого ума, но проходят годы, и тот, кто раньше внушал тебе почтение и страх, становится просто «милым стариканом».

— О’кей, в таком случае закажи мне что-нибудь, все равно что. И пожалуйста, ведите себя прилично с официанткой. Говорите попроще. Не надо, знаете ли, по-английски.

Они кивают. Они все поняли. Сид выпрямляет спину и внимательно изучает меню, будто он глава дома.

Я подхожу к бару.

— Привет, кузен, — говорю я, появляясь рядом с ним.

— Э! — произносит он, слегка привстает, но тут же плюхается обратно на табурет.

Я сажусь и ловлю взгляд бармена. Тот сразу отводит глаза. Хью подзывает его своим хриплым, прокуренным голосом и заказывает для меня коктейль «Старомодный», и это правильно. Хью хлопает меня по спине, и бармен кивает, на этот раз почтительно. Хью окидывает взглядом ресторан, чтобы выяснить, с кем я.

— Это…

— Скотти и Алекс, — говорю я.

— Уже совсем взрослые, — бросает он и поворачивается к ним спиной.

Иногда мне нравится, что у нас на самом деле никто ни на кого не обращает внимания. Если бы Хью сейчас поздоровался с девочками и принялся расспрашивать о них, о моей жизни, мне пришлось бы сказать ему, что моя жена в коме. А так — ничего подобного, и я ему благодарен.

— Я вижу, у тебя появились постояльцы. — говорю я.

— Что?

— У тебя кто-то снимает коттедж?

— А, да. Напористый такой сукин сын. Он… дай вспомнить… да, он приходится родственником сестре Лу. Нет, стой. У Лу есть сестра, а ее муж, то есть зять Лу, приходится каким-то родственником жене этого парня.

— Хью… — останавливаю я его, потому что решительно ничего не понимаю.

— Нет, подожди. О каком коттедже мы говорим?

Хью пьян. На лбу у волос проступил пот: круглые капельки нота. Я помню его таким с детства. Каждый раз, когда Хью напивается, у него на лбу пот, а он изо всех сил старается придать лицу серьезное выражение, чтобы никто не понял, что он ничего не соображает. Сейчас у него как раз такое выражение.

— Ты имеешь в виду коттедж на берегу или тот, что возле дороги?

— На берегу, — отвечаю я. — Там живет один парень с женой и двумя детьми.

Рафия больно колет мне ногу, и я ощупываю грубую ткань, проверяя, не застряла ли в ней рыбья кость.

— Да, я помню. Напористый сукин сын. — Хью придвигается к самому моему лицу. — Я тут обтяпываю одно дельце с одним парнем, так вот этот парень — в коттедже у моря — его приятель.

— Как это мило, — говорю я, — сдать ему коттедж.

Хью пожимает плечами и вдруг хватается руками за сиденье; наверное, ему показалось, что он падает.

— И какой он? — спрашиваю я.

— Кто?

— Да никто.

— «Хана хау»! — кричит Хью музыкантам, которые только что кончили играть.

Они начинают другую, быструю песню, и я смотрю на поющих стариков. Маленькие деревянные инструменты плотно прижаты к груди, пальцы с невероятной скоростью перебирают струны. Один встает и помогает плечом, словно его пальцам не хватает своей силы. У стариков темно-коричневые узловатые руки. Я смотрю на своих девочек, которые не спускают с музыкантов глаз. У Скотти во рту соломинка, и она тянет какой-то белый фруктовый напиток.

Бармен не сводит с меня глаз, словно хочет извиниться за свою первоначальную грубость и проверяет, не злюсь ли я. Я ему киваю, и он переводит взгляд на дверь, где появилась семейная пара. Мужчина в гавайской рубашке, у женщины на шее гирлянда лиловых орхидей, какие отель дарит всем вновь прибывшим постояльцам. Свои цветы Сид швырнул с балкона, Скотти, глядя на него, тоже. Алекс разодрала свою гирлянду, пока смотрела кино. Моя гирлянда висит возле кровати, на настольной лампе. Мужчина и женщина выглядят так, словно им хочется убраться отсюда, но они боятся показаться невежливыми. Они стоят у входа и ждут, когда им покажут их места; потом наконец муж не выдерживает и решительно направляется к ближайшему столику. Я слышу, как жена просит его вернуться, но оглядывается и идет за ним. Бармен на них не смотрит. Он бьет кулаком в ладонь, отбивая такт.

— Что за парень снимает коттедж? — спрашиваю я, делая глоток из своего бокала.

— Он счастливчик, — говорит Хью. — Ба-альшой счастливчик. Его сестра замужем за тем парнем.

— Каким парнем?

Вести этот разговор нет сил. Хью можно было бы пытать в любом застенке — он никого бы не выдал, потому что не смог бы.

— С которым я веду дело.

— А с кем ты ведешь дело?

— С Доном Холитцером.

— С Доном Холитцером? Черт возьми. Хью, да я сам веду дело с Доном Холитцером, ты что, забыл?

— Так я ж и говорю.

Меня обдает волной паники. Кажется, будто все это глупая игра.

— Ну да, — повторяет Хью. — В коттедже живет приятель Дона.

— Понятно.

Закрывать глаза на правду бессмысленно. Незаметно я делаю несколько глубоких вдохов. В голове вертится одна мысль: Дон — шурин Брайана. Дон — шурин Брайана?

— Интересно, — говорю я. — И в самом деле, ему повезло. Иметь такого шурина, как Дон!

У меня появляется чувство, что на меня снисходит озарение, хотя убейте меня, если я знаю, что это такое.

Я решительно не понимаю, в чем тут везенье и какой прок Брайану или Джоани от семейного статуса. Если у мужа твоей сестры есть деньги, у тебя их от этого не прибавится. Можно получить кое-какие льготы, но неужели ради них старалась Джоани? Нет, конечно. Скорее всего, дело обстоит так: дети Брайана играют с детьми Дона и, вернувшись домой, начинают канючить: «Почему у нас нет ХВох-айпода? Почему у нас в бассейне нет горки с водопадом? Почему у нас старая машина? Почему доктор не приходит к нам домой?» Черт знает что. Неужели Джоани именно это и задумала? Отдать сделку шурину своего любовника? Неужели настолько забыла о своей собственной семье, что принялась отстаивать интересы будущей родни? Я в ужасе оглядываюсь на своих детей, словно боюсь, что их могут похитить. На столе меня ждет обед, и от этого на глаза наворачиваются слезы. Дети заказали мне обед. Они знают, что мне может понравиться. Они обо мне не забыли.