Онлайн книга «Измененное время»
|
Я убедилась, что он читает мои мысли, те, быстрые, из первого ряда. Больше я не думала о нем. Он, правда, вынуждал меня это делать иногда — к примеру, как сегодня. Я торчу перед венком с надписью почему-то «Любимой»! Явная ошибка. Всюду этот юмор жизни. Итак, повторяю, мы всем коллективом не смогли заставить его не создавать проблем, до которых еще не доросло наше бедное человечество, и заняться рядовыми десятью постулатами, каждый из которых представлял собой непреодолимое препятствие, неразрешимый вопрос (как заповедь «не убий» для солдата-католика). А вояки, платившие ему, те не в счет, они в основном терзались над вопросами попроще, типа насчет НЛО, желая управлять этими мультипликационными процессами (cnth-анимация разряда DI) для трансконтинентального устрашения врагов. Вернемся к обстоятельствам. Я стояла за горой цветов, недалеко от изножия гроба. И нахальная ошибка с венком, на котором было написано «Любимой», маячила передо мной отчетливо, как всякое золото на черном, как наряд восточной женщины. Перепутали буквы! Надо «Любимому»! Вдруг посреди этих невеселых мыслей я поняла, что в музыку, обычную погребальную органную музыку, вторгся вульгарный шум. Кто-то хрипло визжал, орал, кого-то поднимали с пола там, впереди, у изголовья. Происходила невероятная для этих обстоятельств истерика! Вдруг я услышала грубый, громкий голос. Некий мужчина встал в центре зала со словами: — Она всех вас приглашает на поминки. Милости просим помянуть ее! У этого неизвестного мужика было лицо алкоголика с ярко выраженными признаками. — Усопшая бы вас сама пригласила, если бы встала! Очевидно, это была шутка. Она — это кто? Усопшая — это кто тут? — При жизни, — давясь от слез, выкрикивал мужчина, — вы не все ее посетили, так спасибо, что посетили после смерти, и вас так же будут навещать! Вас всех! Поднялся недовольный шум. — И милости просим на поминки, места у нас хватит, заказана столовая при заводе. Скоро помянете! — надрывался человек, обливаясь слезами. Люди как-то стали двигаться к огромным дверям. Слова мужчины содержали явный упрек всем собравшимся. Кроме того, он пригрозил нам одним на всех скорым наказанием — «вас так же будут навещать». Я заглянула поверх груды цветов, ничего не разглядела. Виднелся только нос Мефистофеля, странно раздувшийся, как от насморка. Остальное было прикрыто полосой ткани. Какой-то сумасшедший проник в зал, это явно, и кричал. Отсюда суматоха, странная свалка на полу, какая-то борьба. Надпись «Любимой», однако, содержала еще какие-то слова, не видные из-за скрутившейся ленты. Я подвинулась поближе к венку, дотянулась рукой и расправила надпись. «Любимой жене Алевтине!» — таков был венок. Рядом я прочла опять-таки «Дорогой Алевтине» и какое-то сложное, свернувшееся в трубочку отчество, пропавшее среди цветов, и «Любимой маме от Ольги и внуков». Что за бред? Мефистофель стал женщиной и умер в старости? Вот это новость так новость, вот это перескок, смена времен! Но ведь он писал мне, что скоро найдет способ оставаться прежним в изменившемся будущем. — Дорогая Валя, — послышался новый плачущий, теперь женский, голос. — Алевтина! Прости меня! Я подобралась поближе. Ни усов, ни бороды у покойника! Старушка явно! Все понятно. Я попала не туда. Но как же так, всего две минуты назад я явственно видела нос Мефисто! У меня что, произошло выпадение из времени? Я тоже перескочила, пропустила все, на ходу потеряла сознание и очнулась позже? Позже на сколько? Час или десять минут я была без памяти? Тут, ровно на этом месте, простояла как истукан? Мефисто ведь работал над проблемой пересечения времен. Перетащил меня в другой момент? Кстати, я уже вчера отметила некоторые несообразности в своей собственной жизни: утром, оставив на зажженной конфорке сковороду с омлетом (уже не успевала поесть), я, вернувшись домой вечером, обнаружила ее, совершенно черную, обгоревшую, в раковине, а плита была выключена. Притом я точно знала, что именно забыла сковородку на плите, и за весь день ни разу о ней не вспомнила! И когда это я возвращалась к себе домой, когда выключала огонь, когда ставила обгоревшую сковороду в раковину? Этого же не было точно! А живу я абсолютно одна, и дверь отпирала своими ключами, которых нет ни у кого! И не могли воры войти в квартиру, кинуться к дымящейся сковороде, привести все в порядок и уйти с миром! Явно поработал добрый дух, явно. И вот теперь я стою как полнейшая идиотка среди посторонних людей и хороню постороннюю бабушку! Какую-то «Любимую»! Причем уже давно я пялюсь на этот венок, почти с самого начала, когда встала в изножье гроба… — Простите, сколько у вас на часах? — спросила я женщину впереди себя. Она ответила, полуобернувшись (я увидела незнакомый профиль и красный нос): — Тринадцать тридцать. Вот это да! Похороны Мефисто были назначены как раз на тринадцать тридцать! И я еще опоздала минут на десять, и нас долго не пускали, предыдущие никак не выходили… Где-то около двух часов мы вошли в этот зал. Я посмотрела на свои часы. Три ровно. — Извините, а какой сегодня день? Она даже не обернулась, только покачала головой: — Понедельник. Так. Понедельник это и был. Я прекрасно помню. — А год, год какой? Понедельник какого года? Она покосилась на меня через плечо и промолчала. Может быть, подумала, что я не в своем уме или просто захотела поговорить, посторонняя всем на этом семейном сборище. Я и одета была совершенно не как они, без черного платка на голове. Вообще без шапки. Я потихоньку вышла из морга в чистое снежное поле, по которому шла наезженная дорога, усеянная еловыми веточками и пестрыми лепестками. Дорога вилась в полях до горизонта. Автобусы стояли рядами у здания с трубой (это был, видимо, крематорий). А я же ведь в два часа приехала на улицу Хользунова, такси ползло через все городские пробки, водитель долго блуждал по переулкам, ища возможность проникнуть на улицу с односторонним движением. Вокруг простирался шумный, грязный, забитый транспортом город, солнышко показывалось из-за туч, тротуары были мокрые… Конец сентября был! Белое безмолвие окружало меня. |