Онлайн книга «Тереза Дескейру. Конец ночи»
|
— Что может быть серьезнее? — Но, мама… Тереза изумленно посмотрела на нее: — Однако они должны были прожужжать тебе об этом все уши! — Вероятно, они догадались, что я не стала бы слушать их злобных намеков; должна признать, что они никогда ничего определенного мне не говорили… — Как? Чтобы объяснить мое отсутствие… — Они ограничивались одними намеками. Раза два папа говорил при мне о несходстве характеров. В конце концов, что бы там ни произошло, думаю, что он прав и что все сводится именно к этому! Несходство характеров… я уже по горькому опыту знаю, что это такое. Тереза, сидевшая до этого с опущенной головой, теперь подняла ее и пристально посмотрела на дочь. Неужели можно допустить, что у Мари до сих пор не возникало мысли о преступлении? Терезу удивляло, что ни свекровь, ни муж не проговорились. Следовало почтительно преклониться перед проявлением такого неожиданного милосердия. О! Они пошли на это молчание вовсе не ради Терезы, а охраняя честь семьи и щадя чувства Мари. Как бы то ни было и какими бы мотивами они ни руководствовались, они не сказали ничего такого, что могло бы унизить Терезу в представлении дочери. В таком случае… — Почему вы на меня так смотрите, мама? — Я думаю… я думаю, что следует восхищаться твоим отцом, которому ничего не стоило бы навсегда уронить меня в твоих глазах! — Уронить вас в моих глазах! Но после такой попытки я бы вас только еще больше полюбила! Тереза встала и подошла к книжному шкафу. Повернувшись спиной к дочери, она принялась разбирать книги и расставлять их по местам. — Нельзя допустить, чтобы ты знала… Если ты узнаешь… — Ну что же! В чем дело? Вы полюбили кого-нибудь? и уехали? Не так ли? Догадаться нетрудно! Почему бы я могла быть на вас за это в обиде? Так вот что думала девочка, что она подозревала! Следует раскрыть ей глаза. Невозможно признаться во всем до конца: это было бы выше сил Терезы. Да и зачем? Даже того немногого, что она может сказать Мари, будет достаточно, чтобы оттолкнуть ее от себя. — Пойди сюда. Нет, нет, не садись на ручку моего кресла. Я не хочу, чтобы ты меня целовала. Сядь спокойно вот на это низенькое креслице, что я привезла из Аржелуза; тетя Клара любила греться на нем у камина. Поверь мне, это тактичное молчание — красивый поступок. Очень красивый! Они могли бы тебе рассказать… — Но, мамочка, то, что вы не выдержали подобной жизни, только возвышает вас в моих глазах. — Что об этом думают Фило? Этот вопрос как будто смутил Мари. Действительно, Фило часто намекали на какие-то события, о которых девушка ничего не знала. Они давали понять, что, по их мнению, Дескейру следует быть более сговорчивыми. В конечном счете Мари не интересовало мнение людей из Сен-Клера и Аржелуза. — Подвинься ко мне, дорогая. Ах, как бы мне хотелось, чтобы при нашем разговоре в комнате было темно. Возвращайся в Аржелуз, девочка! Скорей, скорей… не спрашивай меня ни о чем. Почти шепотом она добавила: «Я недостойна…» и, так как Мари не расслышала, повторила несколько громче: — Я недостойна… — Мать всегда достойна… — Нет, Мари. — Знаете ли, что мне неожиданно пришло в голову? Что вы человек с более отсталыми взглядами, чем я думала! Мама, дорогая, вы относитесь к себе так, как отнеслись бы к вам обыватели из Сен-Клера и Аржелуза. Вы осуждаете себя во имя тех же принципов; вы ставите себе в огромную вину то, что для девушки моих лет вовсе не является достойным порицания. Вы думаете, что любовь — зло. — Нет, я не думаю, что в твоей любви есть зло. — Но, мама, любовь — всегда любовь, и оттого только, что вы были замужем, нельзя… — Разве ты перестала быть религиозной, моя девочка? Мари тряхнула головой и вызывающе сказала: — Жорж помог мне пройти эту стадию. Вам это кажется смешным, мама? Тереза пыталась засмеяться: иногда человек одним словом или тоном, которым произносит его, выдает свою вульгарность. Терезу покоробило оттого, что Мари сказала: «эту стадию». Девочка придвинула свое креслице и коленями касалась коленей матери. Сложив руки и опершись на колени матери, Мари стала всматриваться в ее лицо с вниманием и волнением молодой девушки, поверяющей подруге свои заветные тайны. — Пойми меня, не вынуждай меня говорить больше того, что я могу сказать. Нет, конечно, любовь — незло… но зло так ужасно, когда его нельзя оправдать хотя бы подобием любви! Она почти беззвучно произнесла еще несколько слов и, когда Мари спросила: «Что вы сказали?» — проговорила: — Ничего, ничего… Они замолчали. Какими большими казались глаза Мари, устремленные на мать! Скрестив руки и выпрямившись, она теперь села несколько поодаль. Тереза взяла каминные щипцы и стала мешать горящие уголья. — Не пытайся понять. Я не принадлежу к числу порядочных людей. Думай что хочешь! Когда Тереза повторила еще раз: «Не принадлежу к числу порядочных людей», она услышала звук отодвигаемого кресла. Мари села еще дальше. Тереза поднесла руки к лицу, закрыла ими глаза. Что это с нею? Ведь обычно она никогда не плачет. Девочка не должна этого видеть. Но слезы, более жгучие и обильные, чем в детстве, текли меж пальцев. Плечи ее вздрагивали, как у плачущего ребенка, и низенькое кресло вновь очутилось возле. Нервные пальцы дочери схватили руки Терезы, заставили ее открыть лицо. Затем носовым платком Мари вытерла щеки матери, обвила ее руками, покрыла поцелуями ее изможденное лицо и редкие волосы. Но Тереза резко вырвалась из ее объятий и, стоя, почти сердито закричала: — Уходи отсюда!.. Ведь ты должна была уже уехать, я ясно дала тебе это понять, а теперь из-за этих слез придется начинать все сначала… Какая я идиотка!.. Мари, не спрашивай меня больше ни о чем. Поверь мне на слово. Четко выговаривая каждый слог, она продолжала: — Ты не можешь оставаться возле такой женщины, как я. Понимаешь ты это? Мари покачала головой: — Постойте, в чем дело? Вы прожили бурную жизнь! Ну что же? Что бы вы ни сделали, после Аржелуза все можно оправдать. Не могла же, однако, Тереза заходить дальше в своих признаниях. Этого никто не мог требовать от нее. Но так как она продолжала упорно повторять: «Нельзя тебе оставаться здесь. Нельзя!» — Мари перебила ее: — Ах, я понимаю! Вы связаны. Об этом я не подумала. Ваша жизнь сложилась так, что для меня в ней не осталось места. А я-то строила всевозможные догадки относительно вашего прошлого… — Погоди, как могло прийти тебе в голову, что такая старуха, как я… Оставить ее с этим предположением! И все же это необходимо. Мари почувствует отвращение… Не лучше ли открыть ей всю правду? Да, конечно, но в таком случае Тереза не должна была бы видеть, как Мари встает, подходит к зеркалу, поправляет волосы, ищет свой берет… |