Онлайн книга «Последний из миннезингеров»
|
Пока мальчуганы приводили в порядок ветхое двухкомнатное жилище в двенадцатиквартирном доме из числа тех, про которые будут говорить позже: «гулаговское жилье развитого социализма», – мать отошла. Да и сами Славка с Мишкой, почуяв громыхание кадки с мукой, пришли в лучшее расположение духа. А уж когда с кухни потянуло вкуснятиной, и вовсе возликовали. Но как только в семье Красновских воцарились мир и согласие, как только все семь человек, включая столетнюю бабку Дуню, втиснулись за кухонный стол, на который мать ухнула тарелку с блинами, в дверь сначала позвонили, а потом уже и постучали. – Особо непонятливым объясняю, что я брат всей этой молодежи, – заявил Вовка, сняв у порога кеды, протопав на кухню и бухнув на пол объемистый рюкзак. В руках он держал еще и авоську. Далее Вовка высыпал из рюкзака прямо на пол тюк с одеждой, несколько кукол, взвод оловянных солдатиков, фуфайку защитного цвета и кроличью зимнюю шапку с надорванным ухом. – А это вам, художники, – буркнул он и водрузил на кухонный стол извлеченный из авоськи глобус. На кухне воцарилось молчание.. – Чаевничать не останусь, и не просите, – покачал головой Вовка. – Через два часа должен быть на свадьбе. Народу тьма, а одного гармониста нет. Помыться надо еще успеть. Вспотел, как… Он всплеснул руками, круто развернулся и, не прощаясь, направился к выходу, едва не забыв у порога кеды. На пороге Вовка остановился и буркнул не оборачиваясь: – Картошку выкопаем, в сарае разгребусь, там добра всякого… Он махнул рукой и вышел, плотно прикрыв за собою дверь. 2 Шура, Володина мать, и Маруся, или Муся, тетка Володина, завтракали перед работой, пили чай и разговаривали шепотом. – Ну и парень, ну и парень, – качала головой Муся. – Я в одиннадцать ушла, еле ноги унесла. Духотища, а я еще шесть рюмок красного выпила. Ухожу – Вовка сидит да наигрывает. Полный стол пряников да конфет перед ним, а он знай шпарит. – Ладно, в люди гож, – устало улыбнулась Шура. – Как посмотрю на него с гармошкой, так отца евонного и вспомню. – Но! – кивнула Муся, наливая себе третью чашку. – Вчера гляди-ка, чего выкинул. Шура потянулась тоже налить себе чаю, но отчего-то раздумала, поставила чашку на место и пару раз всхлипнула: – Добрый какой… Я-то с ихней доброты четыре года в две смены… Муся молча кивнула. – А давай, Муся, мы в сарайке на выходных разберем. Шут с ним, пускай несет. Одна кровь. Распашонки надо ей отдать, там дите грудное. Вот кобель! Без ноги, а изладил напоследок! – Но! – осадила Муся Шуру. – Не надо о покойнике. Порешив на выходных взяться за кладовку, сестры встали из-за стола и, сполоснув посуду, пошли трудиться. Работали они в одном цеху, стояли рядом у конвейера, но в жизни виделись не очень часто и все по случаям. Вчера, например, погостить в Сокол прикатила их деревенская родственница, тоже сестра, только двоюродная. В полночь Шура и Муся вместе встретили Аннушку на автостанции, Муся даже со свадьбы мужниного брата пораньше ушла. Засиделись за чаем. Потом Муся спохватилась было, что надо идти, но в Соколе ночью шалили, и поэтому Шура умолила Муську остаться ночевать. Дома Мусю никто не ждал. Муж ее, на свадьбе у брата которого она лихо отплясывала под гармошку племянника, пару лет назад помер, а детей не дал Бог. Уложив Аннушку, Шура и Муся только к двум часам ночи дождались Вовку, хотели было отругать, но Вовка ухнул на стол кулек с конфетами, кулек с пряниками, буркнул: «Я спать» – и ушел, не дожидаясь, пока мать с теткой возьмутся за его воспитание, а те воспитывать добытчика не решились. Выпили еще по чашечке грузинского, да и отправились коротать ночь на диван в залу. Наутро, через минуту после того, как снаружи стукнула приставленная к дверному косяку метла, в эту самую залу выбрел заспанный Вовка. Эх, и не по-детски у него трещала голова. Уговорили благодарные молодожены перед самым уходом тяпнуть стакан сладкой наливки. Теперь же во рту у гармониста было совсем не сладко. Однако, попив из чайника воды, Вовка пришел в отличное расположение духа, взял со шкафа гармошку, уселся на лежанку и начал задумчиво перебирать клавиши, вспоминая недавно услышанный в парке напев: Как нулей монете, Не хватает лета: Солнечной дороги В чьих-то рваных кедах, Городского пляжа С загорелым брюхом, И навозной кучи, Где роятся мухи; Колокольни старой, Без креста стоящей; Пьяниц, беспробудно Под кустами спящих; Цокающих нежно Ножек по асфальту, И лесной прохлады, И людского гвалта; Всех друзей старинных, Заплутавших где-то. И мычит корова: «Не хвата-ает ле-ета!» Постепенно гармонист разошелся, и последнюю строчку спел, так хорошо передразнив корову, что громко расхохотался от удовольствия. В залу выбрела заспанная Анна. – О, тетя Аня, здорово! – крикнул Вовка. – А здравствуй, Володя, – сдержанно ответила Аннушка. Родственница Красновских была из староверов и к появлению племянника утром в одних трусах, с гармоникой в руках и на холодной лежанке отнеслась без особенного восторга. – Тетя Аня! Чего спишь долго! Крути давай котлеты! – не унимался Вовка, которому словно шлея под хвост попала. – Каки-таки котлеты, Вова. Не умею я котлеты крутить! – пожала плечами Аннушка. – А не умеешь крутить, так похер ли приехала? – захохотал Вовка. Анна поправила на голове платок, перекрестилась на угол и только после этого посмотрела на расшалившегося племянника. – Я вот матери скажу, так узнаешь. Вовка уже ставил на газ чайник. – Говори, – махнул он рукой, – чего там… – И при матери ругаешься? – поинтересовалась Аннушка, присаживаясь за стол и отыскивая в сушилке свою посуду, без которой в гости не ходила и не ездила. – А то! Я в семье главный добытчик. У кого свадьба или юбилей – все меня за стол зовут. Вот и живем. С пряниками, с конфетами и с мясом! – делился с родственницей секретами Вовка, собирая на стол. – С малых лет да по свадьбам, – покачала головой Аннушка, словно заново присматриваясь к племяннику. Вовка пожал плечами. Его, кажется, заботило что-то совсем другое. – Слышь, Анна, – буркнул Вовка. – Чего? – Ты матери-то… Не говори. Угу? И кухня осветилась Аннушкиной улыбкой, пробившейся на ее пятидесятилетнем лице сквозь овраги морщин. 3 – Так вот и сказал, – вспоминала Анна, сидя за тем же столом через шестнадцать лет. – А больше я его, почитай, и не видела. Раз приезжала, дак он в армии служил. Другой – тоже где-то был. Да и третий… Не видела почему-то. |