Книга Добрый доктор, страница 32 – Дэймон Гэлгут

Я увиделся с ним наутро, когда он пришел с дежурства. Он был усталый, поникший, но отсыпаться не стал. Побрился, принял душ, переоделся в чистое. И лишь после этого спросил — небрежно, словно бы между прочим, — как прошел вчерашний вечер.

— Нормально. Мы посидели у Мамы, поужинали. Ничего из ряда вон выходящего.

— Большое спасибо, что выручили, Фрэнк. Вы настоящий друг.

Сам не знаю, что заставило меня умолчать о Бригадном Генерале, ведь эта часть вечера меня ничем не компрометировала. Но чуть позже, увидев ее с Лоуренсом — она уже собиралась в обратный путь, — я осознал: она тоже не рассказала ему о Генерале. Странно, но факт: наше вчерашнее соитие, спровоцированное взаимной обидой, вело свою историю от запретного сада на холме.

— Спасибо за компанию, — сказала Занеле, протянув мне руку. — Приятно было познакомиться.

До чего же чопорно! До чего любезно! Нейтральное выражение лица. Бесстрастная маска. Руку я пожал, но в глаза ей смотреть избегал — как и она мне. Когда она уезжала, провожать не вышел — нашел себе занятие в ординаторской.

Лоуренс ее проводил. И через пять минут вернулся, задумчивый, чем-то обеспокоенный. Впрочем, я подметил, что он периодически на меня косится. Мне мерещилось, что у меня на лбу написано: «Измена». Но я сохранял безмятежное, невинное выражение лица. История с Клаудией научила меня скрывать предательство.

К тому времени, как наступил вечер, я понял, чего мне больше всего хочется. Я сел в машину и поехал через весь город на дальнюю окраину, к таксофону. Я мог бы позвонить с какого-нибудь другого таксофона или просто из больницы, но мне хотелось услышать ее голос именно в этой одинокой будке, стоящей на самом краю обитаемого мира.

— Не знаю, зачем я звоню, — сказал я.

— Кто говорит?

— Оглянись назад. Теоретически нас еще связывают узы брака.

— Фрэнк? О Господи, Фрэнк!

Она произнесла эту фразу с такой радостью, что на миг мне показалось: все еще будет.

— Карен, — сказал я. — Я о тебе думал.

— Я тоже о тебе думала, Фрэнк. Надо же, какое совпадение! Я собиралась тебе звонить. Сообщить, что договор готов. Можешь приехать и подписать.

Моя голова была забита совсем другими мыслями, и лишь через несколько секунд я смекнул: она имеет в виду договор о разводе. Документ, закрепляющий расторжение нашего брака.

— Понял, — сказал я. — Значит, ты хочешь, чтобы я приехал?

— Фрэнк, я тебя не о слишком многом прошу, верно? Через семь-то лет?! Другие люди умудряются все уладить, не сбегая черт-те куда. Боже ж ты мой!

Ее жалобный голос, преобразованный телефоном в электрические колебания, добирался ко мне из тьмы. Из прошлого. Телефонная будка, в которой я стоял, находилась на посыпанной гравием обочине последнего шоссе, на краю светлого мира. В одном шаге от меня начинались буш и тьма. Мне была отчетливо видна сплошная стена зубчатых листьев, слышно тихое поскрипывание в толще этой стены: ветер, трепет веток, стрекот насекомых. Я сказал:

— Не надо.

— Что «не надо»?

— Не надо так говорить. Я даю тебе развод. Я больше не в бегах.

После недолгой паузы она заговорила снова, более спокойно, но с оттенком настороженности:

— Вот и славно, Фрэнк. Пора нам отпустить друг друга на волю. Давно пора.

— Через несколько дней я приеду.

— Когда?

— Можно я тебе сообщу в другой раз? Я должен здесь кое о чем договориться…

— Скажи хотя бы приблизительно! Мы здесь тоже, знаешь ли, должны согласовывать нашу жизнь с другими…

— В четверг, — сказал я. — Четверг тебя устраивает?

— Четверг годится. Я принесу договор домой.

— Хорошо. Значит, тогда и увидимся.

— Фрэнк. Ты ведь не из-за этого позвонил. Зачем ты звонишь?

Я призадумался. Напряг память. Сам засомневался, правильно ли помню. Зачем я, собственно, звонил? Просто хотел услышать ее голос. Но мне хотелось, чтобы этот голос произносил то, чего никогда уже не скажет, — слова, которые давно забыты, утрачены, мертвы. Повесив трубку, я постоял, прижавшись лбом к пластмассовой раме, вглядываясь во тьму. Прошлое и будущее — опасные страны; последние семь лет я прожил на разделяющей их ничейной полосе, ни там ни сям. Теперь же я почувствовал, что меня куда-то сносит, и испугался.

Я сел за руль и тихо, не спеша поехал к Марии. Сознавая: и тут я тоже не знаю, чего ищу. Бесцельные метания. Ощущение, что некуда приткнуться. Я сел на ящик в углу. Растер лоб.

— Пятница, суббота ты не приходил, — сказала она. — Почему, почему?

«Я был с девушкой Лоуренса». Но этого я не сказал. Такие вопросы были бы уместны в контексте нормального романа. Не в данном случае.

— Я был очень занят. Работал.

— Работал?

— Да.

Она сидела поодаль, в темном углу. Лампа, пышущая жаром, стояла рядом со мной.

— Сегодня ты приходил рано. Почему?

Было шесть или семь вечера — до моего обычного часа оставалось еще долго. Я об этом даже не подумал. Но тут же нашелся:

— Просто мне скоро надо будет ехать. Надо поспать. Я очень устал.

— Устал?

— Да. Мария, почему ты мне не сказала, что он был здесь?

— Кто был здесь?

— Лоуренс. Мой друг. Он сказал, что бывал в этой деревне, в деревне, которая за магазином. Несколько раз. Почему ты мне не сказала?

Но она замотала головой. Сморщила лоб. Ее лицо выражало искреннее недоумение. Она сказала, что его не видела. И что не понимает, о чем я говорю.

Лжет? Я всмотрелся в ее лицо. И только тут заметил, что она какая-то грустная.

— Что случилось? — спросил я.

Нет, ничего не случилось.

Через секунду по ее щеке скатилась слеза. Я встал и подошел к ней. Она отвернулась к стене.

— Что это у тебя? Мария, что это?

Синяк. Левая половина лица — темная, припухшая. Я сообразил, что все это время она ее прятала: села подальше от света, отвернулась от меня.

— Нет, — уверяла она, — это ничего.

— Как ничего? Разве это ничего? Откуда этот синяк?

— Нет, нет, — отворачивалась она.

Еще одна слеза упала на пол. Внезапно я уяснил смысл всех вопросов, которые она задала мне сегодня. «Ты не приходил. Почему, почему?» Я попытался ее обнять, но она встала и принялась переставлять деревянных зверей на полках. Спустя одну-две минуты она заявила:

— Ты уходи сейчас.

— Я хочу остаться.

— Нет. Сейчас опасно. Проблема, проблема.

— Можно я вернусь попозже?