Книга Импровизация на тему любви, страница 42 – Фабио Воло

— Знаешь, чем хорошо было бы завершить этот завтрак? С наслаждением затянуться сигаретой, — заметил я.

— Ты куришь? Ни разу не видела тебя с сигаретой.

— Нет, я не курю. Это просто образ. Если бы мы снимали фильм, то герою сейчас полагается закурить.

— Давай попросим, чтобы тебе дали закурить.

— Но я не курю…

— Перестань! Если ты выкуришь одну сигаретку, это не значит, что ты привыкнешь курить.

— О’кей, одну я выкурю. Может, и ты закуришь? Или в нашем фильме курит только мужчина?

— Героиня тоже закурит.

Нас угостили парой сигарет. Мы закурили, пересев на скамейку, стоявшую под деревом в маленьком атриуме. Курить за столиком в кафе не разрешалось. После первых затяжек мы переглянулись и, не сговариваясь, выбросили сигареты. Курить нам было противно.

Во второй половине дня мы пошли в Музей современного искусства на 53-й улице, между 5-й и 6-й авеню. Мне нравится бродить по музеям, они дарят много прекрасных эмоций. Мне также нравятся магазинчики, где продают открытки, каталоги, карандаши и еще кучу всякой мелочи. Мы ничего не стали покупать, только выпили чаю в местном баре.

Потом мы направились по 9-й авеню в сторону Даун-тауна и по пути остановились около кондитерской. На тротуаре, по бокам от двери, стояли деревянные скамейки фисташкового цвета. Кондитерская называлась «Billy`s Bakery». Она была похожа на ту, куда Микела привела меня в наш первый вечер. Я взял маффин с шоколадом. Теперь, когда я вспоминаю тот день, я все еще ощущаю его вкус и запах. Микела заказала только чашку кофе. Хорошо еще, что в Нью-Йорке приходилось много ходить пешком, иначе я бы стал круглым и запрыгал как мячик. Мы сели на крашенную скамейку.

— Кем ты хотел стать в детстве?

— Ветеринаром. А ты?

— Учительницей.

— Вау! Какие прилежные дети! Никто не хотел астронавтом, балериной, футболистом или парикмахершей…

— Тем не менее я не стала учительницей, а ты — ветеринаром. Значит, мы или изменили нашим мечтам, или сами изменились с возрастом. Ты помнишь, когда тебе расхотелось быть ветеринаром?

— Нет. Я помню, что одно время мне хотелось стать ветеринаром, а вот когда расхотелось, сказать не могу. А тебе?

— Когда моя сестра сообщила, что тоже хочет стать учительницей. Тогда я и передумала. У тебя есть братья или сестры?

— Нет, я единственный ребенок в семье.

— Твои родители развелись?

— Мой отец умер.

— Извини.

— Не переживай. Он давным-давно ушел из семьи. Оставил меня и мать, когда я был еще маленьким. Думаю, поэтому я с трудом привыкаю к другим людям… за исключением невесты на короткий срок.

Мы оба улыбнулись.

— Привыкнуть к другим людям — это для многих проблема. Вполне возможно, что ты не создан для близких отношений. И все дело только в этом.

— Не знаю. Но я много раз об этом думал. Мне кажется, моя проблема в том, что я все еще остаюсь сыном своей матери.

— Тебе хватало ее любви?

— Наоборот, ее было слишком много. Мама постоянно следила за мной. Она меня слишком любила.

— То, что она висела у тебя над душой, еще не значит, что она тебя любила. Наоборот. Иначе бы ты сказал не «следила», а «была рядом со мной». Потом, многое зависит от вторичного месседжа.

— А что такое вторичный месседж?

— Ах, прости, у нас так в компании говорят. Месседж — это основная идея, а вторичный месседж — это ее отражение, иногда как в кривом зеркале. Например, моя мать всегда казалась мне простым, добрым человеком, но потом, когда я стала старше, я поняла, что за ее простотой скрываются страх перед жизнью, недоверие к чужим людям Она никогда не учила меня этому. Но подсознательно я воспринимала эти сигналы, и они мешали мне развиваться. Вот это и есть вторичный месседж.

Я невольно подумал о Маргерите. Бедная девочка… Надо будет рассказать Сильвии.

— Очень многие отклонения и болезни у подростков вызваны вторичным месседжем родителей, — продолжала Микела. — У меня, например, в переходном возрасте случались приступы анорексии, и я отказывалась от еды.

Мы замолчали. Я пытался понять, каким мог быть встречный месседж у моей матери, но на ум приходило только эсэмэски от Данте.

В то воскресенье, помню, мы говорили о многих грустных моментах в нашей жизни. Мое детство, ее девичьи годы… Вечером мы опять ужинали дома.

— С тобой случалось такое, что мужчина что-нибудь скажет или сделает, и после этого все рушится? — спросил я.

— В каком смысле?

— Ну, допустим, ты встречаешься с человеком, и сказал или сделал что-то такое, из-за чего перестал тебе нравиться, и ты вычеркиваешь его из своей жизни.

— Хм… — задумалась Микела. — Как-то раз один парень, в первый же вечер разговаривая со мной по телефону, назвал меня любимой, а на следующий день явился на свидание с отвратительной лягушкой розового цвета. Он сказал, что купил ее, потому что у нее глаза такие же огромные, как у меня. Встречаться с ним я больше не захотела. Потом он неделями осыпал меня эсэмэсками. Но я не могла переменить своего отношения… Другой в конце ужина… когда принесли счет, отдельно подсчитал, что заказала я и что заказал он. При этом он добавил; что за вино расплатится сам. Уж лучше бы он заставил меня заплатить за нас обоих… Нет, правда, мне было бы проще… Что меня еще всегда раздражало, особенно когда я была моложе, так это парни, которые через пять минут после поцелуя вытаскивают наружу свое хозяйство и сразу же суют его тебе в руку. Меня это всегда бесило, даже если парень был мне интересен. Но помимо смысла самих фраз еще всегда важно, кто их говорит, как он их говорит и в каком контексте… Ну а тебе что неприятно слышать от женщин?

— Кроме бессмертной фразы «я беременна»?

— Да, кроме этой фразы.

— Пожалуй… вопрос, который задают все женщины, когда им было хорошо с мужчиной.

— И что за вопрос?

— Они спрашивают: «Ты такой со всеми?»

— А ты что отвечаешь?

— Кто они, эти все? В моей жизни существуешь только ты, — я произнес это без иронии.

— Вот-вот… Такая фраза уж точно отбила бы у меня всякое желание встречаться. Надеюсь, что ты шутишь. Ты же шутишь, да?

— Шучу, шучу… Мне еще не нравится, когда женщина говорит о себе в третьем лице и называет себя по имени.

— То есть?

— Года три назад я встречался с девушкой, ее звали Сандра. Когда она что-то про себя рассказывала, то говорила примерно так: «Я себе сказала: Сандра, ты должна быть выше этого… Сандра, не делай этого… Сандра, я знаю, у тебя все получится…» Еще меня коробит от женщин, которые в постели лепечут, как девочки.