Книга Крокозябры, страница 43 – Татьяна Щербина

— Погоди, но ты же так мне и представился, незнакомой девушке — волшебником?

— Но я и есть волшебник, — Федор смутился, он часто называл себя волшебником, Марьяну это смешило. — Ты мне зубы-то не заговаривай.

— На самом деле ты признался в том, что любишь эстраду! — подскочила на сиденье Марьяна.

— Ах зо! — Федор состроил гримасу идиота, одну из своих фирменных. — Это как же я так раскололся-то, а?

— Раскололся?

— Черт, все время забываю, что ты не русская. Не люблю эстраду, хотел я сказать, считаю говном, мерд, по-вашему.

— А откуда ж ты тогда слова этой песни наизусть знаешь? — Марьяна смотрела победоносно.

— Ну вот, еще раз — ты иностранка и не врубаешься. Не компронэ па, правильно я излагаю? Песни Бернеса — не худшего, а может, лучшего советского эстрадного певца, все в этой стране знают наизусть. Моего поколения, конечно, — поправился Федор. — И поколения родителей. Молодежь вообще ничего не знает. Вот мама твоя точно в курсе, можешь спросить.

После этого разговора Федор думал, что становится ворчливым старпером. Ему пятьдесят один. Или уже пятьдесят два? Ну точно, к старости все забывают, сколько им лет. пятьдесят два еще только будет, он глубоко вздохнул. Совсем, можно сказать, недавно пятидесятилетние казались ему глубокими стариками, а вот подишь ты, он вроде тот же юноша, обдумывающий житье, подающий надежды. Марьяна этого не видит. А вообще ведь любовь — это когда все впереди.

Илья пропал из моего поля зрения. В последнюю нашу встречу обнаружилось, что мы далеко ушли в разные стороны. От той точки, когда были вместе. Все вместе.

— Куда едешь отдыхать?

— В Грецию.

— С ума сошла? Что тебя тянет в какие-то идиотские места?

— В смысле?

— Надо же двигаться вперед, а не назад! Я вот еду в Сан-Тропе. Там в августе собирается вся элита. И девушки, понятно, не случайные.

— Так ты не женишься на той француженке, Марианне?

— Нет, к счастью. Понял, что сам себе поставил ловушку: жениться до пятидесяти. Роковая черта через месяц, но я же за месяц не сильно состарюсь? — смеется, как и раньше.

— Тебе не дашь.

— Ну́ так: в фитнес хожу, на массаж. Не просто массаж, — оживился, — с коллагеном, кокосовым маслом, даже черную икру втирают. Представляешь, какие это бабки? Золотые нити вживил — надо ж спасаться, переводить тело в режим ручного управления, автопилот кончился. А ты, если не секрет?

— Ну я. Я не фанат молодости, Илюшечка. Молодость — это когда живешь будущим, я им уже объелась, столько его было, этого будущего, успеть бы прошлое переварить.

— Ты хочешь сказать, что толку множить впечатления, если предыдущие не обглоданы до мозговой косточки?

— Вроде того.

— Не согласен, если жизнь все время не обновляется, можно сразу ползти на кладбище.

— Хроническая vita nuova?

— Лучше скажи, была ли ты на Лазурном берегу.

— Конечно, была, и в Ницце, и в Каннах, и в Сан-Тропе. Я везде во Франции была.

— И что? Решила опрощаться? Я еще понимаю — Таиланд, я там жил в таком отеле — ванна из шампанского, в которой плавают лепестки роз, и тайский массаж, о-о-о, — застонал Илья. — А Греция — вообще бессмысленная страна.

— Как раз наоборот — прародина смыслов. Уже была на острове Аполлона, сейчас лечу на место битвы богов и гигантов, на Олимп, к Зевсу.

— Но это же мифология, ну что за детский сад! — Илья отмахнулся.

Философская беседа — вроде выяснения отношений, только не любовных, а дружеских. Начинается с того, что «и я так думаю», «и я люблю», а кончается несогласием по всем пунктам.

Илья жил в социальном лифте, хотел подняться выше, еще выше. А я поймала себя на ощущении, что будто бы собираюсь рассказать потом, как оно там, у нас, обстояло. Еще мы спорили о том, что «деньги — это свобода», хотя что тут спорить? Приоритеты — дело тонкое, полубессознательное, но вот ведь штука — не могла больше назвать Илью Илюшечкой. Странный этот звук в русском языке — ч — и ласкательный: Федечка, Танечка, улочка-булочка, но одновременно — звук угрозы: час Ч, чрезвычайщина, черт.

Прошло года два. Я набрала.

— Илья, привет. Как дела?

— Женился, ребенку вот три месяца.

— И молчал?

— Свадьбу устраивали в Америке, у мамы. А отчим умер, знаешь?

— Знаю.

— Общаешься с ним?

— С кем?

— Ну… даже говорить о нем не хочу, он для меня больше не существует. — Пауза. — Бывший брат.

— А-а, редко его теперь вижу. Как и тебя. Так ты нашел, что искал?

— Абсолютно. Ей двадцать один. Это оказалось очень важно, чтоб с чистого листа. Неземной красоты. 90–60–90, модель. В Сан-Тропе встретились.

— Помню-помню, ты туда собирался.

— Мы теперь за городом живем, в Москве редко бываю. Ну все, подъехал к аэропорту. Лечу на один день в Венскую оперу — премьера «Фауста», пока.

Теперь Илья занят тем, что распродает свою здешнюю недвижимость, созданную по необыкновенным проектам из необыкновенных материалов, Москва перестала плодоносить, он уезжает. Навсегда. Туда, где «все», и капиталы, и их носители. А Федор укоренился в мире ду́хов и звуков, певчую птицу себе нашел, внешне похожую на галку, и рад был, что окончательно расстался со всяким общинно-родовым, причинно-следственным и культурно-историческим, — он больше в грош не ставил никакое наше наследие, будь то предметы или слова. И зачем только он все это реставрировал? «Ах, ну да, — сказал себе Федор. — Чтоб оставить все в лучшем виде — для гостей, которые станут посещать Землю как музей. Проект „Культура“ закончен».

С какого-то момента друзей не стало, то есть вместо десятка реальных появилась тысяча виртуальных. Мы дружим в фейсбуке, если это можно назвать дружбой. Лайкаем и комментируем. Но чаще — «дружим» безмолвно, просто расписываемся в дружбе, забывая, кто есть кто. Да и важно ли, кто? Однажды постучалась в мою виртуальную дверь некая Татьяна Сюрэфор, Париж, Франция. На неотчетливой фотографии была женщина с синими волосами. Она написала «личное сообщение»: «Привет, это я, Таня, помнишь меня?»

Танька! Мне уже целый год мерещилась подруга моей юности, хотела ее найти, но не знала как. Искала в поисковиках на девичью фамилию, но понятно, что не было ничего. Оказалось, и фейсбук-то она завела для того, чтоб со мной связаться — Интернет был для нее китайской грамотой и другой планетой, до которой ей не было никакого дела.

— Давай по скайпу. Я хоть тебя увижу.

Мы тут же и увиделись.

— Боже мой, ты красишь волосы в синий цвет?

— Не-а, это у меня такие волосы. Сейчас расскажу.