Книга Пятеро, что ждут тебя на небесах, страница 7 – Митч Элбом

Где это здесь? — удивился Эдди.

Синий Человек улыбнулся, словно услышав его немой вопрос. Тронул Эдди за плечо. Эдди почувствовал такое пронизывающее тепло, какого не чувствовал никогда прежде. И его мысли вдруг начали выплескиваться фразами.

Как я умер?

— Несчастный случай, — ответил Синий Человек.

Сколько времени я уже мертв?

— Минуту. Час. Тысячу лет.

Где я?

Синий Человек вытянул губы и медленно повторил вопрос: «Где ты?» Он повернулся и поднял вверх руки. И тут же ожили, кряхтя, все старые аттракционы «Пирса Руби»: завертелось колесо обозрения, столкнулись на автодроме маленькие машины, вверх по горке пополз «Погонщик», а лошадки парижской карусели плавно поскакали под музыку шарманки. Впереди виднелся океан. Небо теперь стало лимонным.

— А ты сам думаешь, где ты? — спросил Синий Человек. — Ты на небесах.

Нет! Эдди со всей силой замотал головой. Нет! Синего Человека это, похоже, позабавило.

— Нет? Не может такого быть, чтоб ты оказался на небесах? — спросил он. — Почему же? Потому, что ты находишься там, где вырос?

Эдди беззвучно выдавил: Да.

— А… — кивнул Синий Человек. — Ну, люди довольно часто ни во что не ставят место, в котором они родились. Но небеса могут быть там, где меньше всего ожидаешь. И они имеют множество ступеней. Для меня это вторая. А для тебя — первая.

Он повел Эдди через парк, мимо сигаретных киосков, ларьков с сосисками и всякой мелочью, где простофили, бывало, просаживали не один цент.

Небеса, подумал Эдди. Глупость какая-то. Большую часть своей взрослой жизни он пытался выбраться из «Пирса Руби». Это был парк развлечений, и только: там орали, обливались водой, тратили деньги на пустяки. Парк — благословенное место отдыха? Да такое и представить невозможно.

Эдди снова попробовал заговорить; на этот раз из груди его вырвался какой-то странный звук. Синий Человек обернулся:

— Голос к тебе еще вернется. Мы все через это проходим. Когда люди сюда прибывают, у них всегда пропадает голос. — Он улыбнулся: — Это помогает внимательнее слушать.

— Здесь, на небесах, ты встретишь пятерых людей, — неожиданно произнес Синий Человек. — Все мы, пятеро, были в твоей жизни не случайно. Ты, возможно, в свое время и не знал, для чего мы были в твоей жизни; так вот, небеса для того и существуют, чтобы ты об этом узнал. Чтобы понял, зачем ты жил на земле.

Эдди совершенно не понимал, о чем он говорил.

— Люди представляют себе небеса в виде райского сада, где все порхают в облаках, бездумно наслаждаются видами рек и гор. Но чего стоит красивый вид без душевного покоя?

Здесь ты получишь величайший дар Бога — понимание смысла прожитой тобой жизни. Объяснение пережитого тобой на земле. И душевный покой, к которому ты так стремился.

Эдди закашлялся, пытаясь вернуть голос. Ему надоело быть немым.

— Я, Эдвард, первый из тех, кого ты должен был встретить. Когда я умер, мою жизнь мне объяснили пятеро других людей, а потом я явился сюда, чтобы дождаться тебя, чтобы рассказать тебе мою историю, которая станет частью твоей. Но будут и другие. Некоторых ты знал, а кого-то и не знал. Но все они пересекли твой жизненный путь. И изменили его навсегда.

Эдди изо всех сил пытался выдавить хоть звук.

— Что… — наконец-то вырвалось у него.

Его голос как будто пробивался сквозь скорлупу — точно новорожденный цыпленок.

— Что… убило…

Синий Человек терпеливо ждал.

— Что… тебя… убило?..

Синий Человек посмотрел на него с удивлением. И улыбнулся.

— Меня убил ты, — ответил он.

Сегодня у Эдди день рождения

Эдди исполнилось семь, и ему подарили новый бейсбольный мяч. Эдди сжимает его в одной руке, потом в другой, каждым мускулом ощущая прилив сил. Он воображает себя одним из героев на коллекционных бейсбольных карточках, например, знаменитым питчером Уолтером Джонсоном.

— Давай бросай! — говорит ему брат Джо.

Они бегут по главной аллее мимо аттракциона, где, сбив три зеленых бутылки, можно получить кокосовый орех и соломинку.

— Брось ты, Эдди, — говорит Джо. — Надо делиться.

Эдди останавливается и воображает, что он на стадионе. Он бросает мяч. Его брат Джо прижимает к бокам локти и приседает.

— Слишком сильно! — орет Джо.

— Мой мяч! — вопит Эдди. — Черт тебя возьми, Джо!..

Эдди видит, как мяч с гулким стуком катится по променаду, наталкивается на столб и отскакивает на маленькую лужайку за брезентовой палаткой, где идут представления. Он бежит за мячом. За ним несется Джо. Они падают на землю.

— Видишь его? — спрашивает Эдди.

— Угу-у.

Тут палатка с шумом распахивается, и Эдди с Джо отводят взгляд от земли. Перед ними до безобразия толстая женщина и голый по пояс мужчина, весь покрытый рыжеватыми волосами. Уроды из шоу уродов.

Дети в страхе замирают.

— И штой-то вы тут, умники, делаете? — с усмешкой спрашивает волосатый. — Ищете неприятности?

У Джо начинают дрожать губы. Он плачет. И тут же, вскочив с земли, улепетывает со всех ног, дико размахивая руками. Эдди тоже поднимается с земли и вдруг возле козел для пилки дров видит свой мяч. Не сводя глаз с волосатого, Эдди медленно движется к мячу.

— Это мой, — бормочет он.

Хватает мяч и несется прочь вслед за братом.

— Послушайте, вы, — скрипуче выдавил Эдди. — Я вас не убивал, понятно? Я вообще вас не знаю.

Синий Человек сел на скамейку. Дружелюбно улыбнулся, словно для того, чтобы гость почувствовал себя уютно. Эдди же продолжал стоять — напряженно, точно обороняясь.

— Прежде всего я скажу тебе свое настоящее имя. Я родился в маленькой польской деревне, в семье портного, и меня окрестили Йозефом Корвельчиком. Мы приехали в Америку в 1894 году. Я тогда был совсем ребенком. Первое, что я помню, — это мать держит меня над перилами палубы нашего корабля и раскачивает на ветру нового мира.

Как у большинства иммигрантов, у нас не было денег. Мы спали на матрасе на кухне у моего дяди. Моему отцу не оставалось ничего, кроме как пойти на работу в «потогонную мастерскую» пришивать на пальто пуговицы. Когда мне исполнилось десять, он забрал меня из школы, чтобы я работал вместе с ним.

Эдди всмотрелся в рябое лицо, тонкие губы и впалую грудь Синего Человека и подумал: Зачем он мне все это говорит?

— Я от природы был нервным ребенком, а от шума в мастерской мне совсем стало тяжко. Слишком молод я был для такого места: кругом взрослые мужчины без конца ругаются, всем недовольны.