Книга Пасхальный парад, страница 49 – Ричард Йейтс

— Ладно, подожду. И как вы проводите время вдвоем? В разговорах о Христе?

— Не понял?

— Вы допоздна ведете разговоры о Христе, о воскресении и тому подобном?

Он мельком взглянул на нее, озадаченный.

— Я не понимаю, к чему вы клоните?

— Просто пытаюсь себе представить, как вы с ней… как ты проводишь время со своей девушкой-мечтой. — Она уже слышала истерические нотки в собственном голосе. Она еще больше открыла окно и выкинула окурок, который подхватил ветер, и через несколько мгновений вновь обрела ту уверенность и подъем, с какими когда-то бросала вызов Тони. — Ну вот что, мистер Совершенство, давай начистоту. Как она умерла?

— Я не понимаю, на что вы…

— Питер, твой отец регулярно бил твою мать. Я это знаю, и ты это знаешь. Она мне рассказывала, что все это происходило у вас, у мальчиков, на глазах, так что давай обойдемся без лжи. Итак, как она умерла?

— Моя мать умерла от болезни печени…

— «…которую еще усугубило ее падение». Эту присказку я уже где-то слышала Вы, ребята, похоже, заучили ее наизусть. Так вот, меня интересует ее падение. Как она упала? С какими последствиями?

— Меня там не было, тетя Эмми.

— Ох уж эти отговорки. «Меня там не было». И ты ни разу даже не спросил?

— Почему, спросил. Эрик, при котором это произошло, сказал, что она споткнулась о стул в гостиной и ударилась головой.

— И ты полагаешь, что от этого можно умереть?

— Почему же нет, если удар был сильным?

— Ладно. Расскажи мне про полицейское расследование. Оно было, Питер, я ведь в курсе.

— В таких случаях всегда проводится полицейское расследование. Ничего не нашли, да там и нечего было искать. Вы меня так спрашиваете, точно… Почему вы меня допрашиваете, тетя Эмми?

— Потому что я хочу знать правду. Твой отец — жестокий человек.

Мимо проплывали деревья и аккуратные беленькие дома, в отдалении просматривалась голубовато-зеленая гряда гор, а Питер все молчал; она уже начала думать, что он ищет момент, чтобы развернуться и отвезти ее обратно на автобусную станцию.

— Он ограниченный, — заговорил он наконец, тщательно подбирая слова, — и в чем-то невежественный человек, но я бы не назвал его жестоким.

— Жестокий, — повторила она, вся дрожа. — Жестокий и ограниченный. Он убил мою сестру. Он убивал ее на протяжении двадцати пяти лет своей жестокостью, ограниченностью и равнодушием.

— Ну всё, тетя Эмми, прекратите. Мой отец делал все, что от него зависело. Большинство людей делают все, что от них зависит. И если происходит что-то ужасное, как правило, в этом нет ничьей вины.

— Что ты несешь? Тебя этому научили в семинарии вместе с тем, как подставлять другую щеку?

Он притормозил и включил поворотный сигнал, и тут она увидела бетонную подъездную дорожку, аккуратную лужайку и двухэтажный домик, какой она себе и представляла. Они приехали. Гараж, где он поставил машину, имел более опрятный вид, чем большинство гаражей, которые ей довелось видеть.

У стены стояли два велосипеда, один из них с мягким детским сиденьицем позади взрослого.

— Так вы катаетесь на велосипедах! — крикнула Эмили ему поверх крыши. Из машины, все еще дрожа, она вылезла быстро, прихватив свой чемоданчик с заднего сиденья, и, поскольку рвавшуюся из нее ярость следовало подкрепить соответствующим громким звуком, она изо всех сил хлопнула дверцей. — Вот вы чем занимаетесь! Чудное, должно быть, зрелище: по воскресеньям вы катите на велосипедах вместе с маленькой, как там бишь ее, такие загорелые и длинноногие, в сексапильных шортах, вырезанных из джинсов, — на зависть всему Нью-Гэмпширу…

Она обогнула машину сзади, ожидая, что он двинется ей навстречу, но он стоял неподвижно, глядя на нее и беспомощно моргая.

— А потом вы возвращаетесь домой и принимаете душ — вместе, я угадала? — а потом идете на кухню и готовите коктейли, пощипывая друг друга за зад, а потом вы ужинаете и, уложив ребенка в кровать, ведете разговоры о Христе, о воскресении и тому подобном, ну а потом приходит черед главного события дня, да? Вы уединяетесь в спальне и, плотно закрыв дверь, помогаете друг другу раздеться и, о господи, при этом воркуете про ваши сбывшиеся мечты…

— Тетя Эмми, это уже перебор.

Перебор. Тяжело дыша, стиснув зубы, она бросилась со своим чемоданчиком по дорожке в сторону проезжей части. Она не понимала, куда идет, и отдавала себе отчет в том, что она смешна, но ничего другого не оставалось.

В конце дорожки она остановилась и так стояла не оборачиваясь. Вскоре она услышала позвякивание то ли мелочи в кармане, то ли ключей и скрип резиновых подошв. Он шел за ней. Тут она обернулась:

— Я перед тобой виновата… ужасно виновата. Он казался очень смущенным.

— Не стоит извиняться. — Он взял у нее чемоданчик. — Вы, наверно, сильно устали, вам надо отдохнуть.

Сейчас он глядел на нее отстраненным, оценивающим взглядом, скорее как проницательный психиатр, чем священник.

— Да, я устала, — сказала она. — И знаешь, что забавно? Мне почти пятьдесят лет, и за свою долгую жизнь я так ничего и не поняла.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Хорошо, тетя Эмми. А теперь, может, мы пройдем в дом и вы познакомитесь с моей семьей?