Онлайн книга «Дом сна»
|
– Да, конечно, – без намека на любезность согласилась Ребекка и тут же добавила: – А я бы хотела, чтобы в следующий раз вы хорошенько подумали, прежде чем вовлекать мою дочь… в неподобающие развлечения. Сара выдержала небольшую паузу, которая казалась ей вполне весомым ответом. Затем спросила: – Отец Элисон сегодня дома? – Отец Элисон здесь не живет, – сказала Ребекка. – Тогда чем занимается ваш муж, если это не бестактный вопрос? – Мой – кто? – Ваш муж. – У меня нет мужа. – Тогда ваш партнер. – Мой партнер, – Ребекка слегка подчеркнула это слово, – мой партнер умер. Именно это Сара и предполагала услышать. Но слова все равно потрясли ее – как своей бесповоротностью, так и спокойной, почти бесстрастной прямотой, с какой были произнесены. Сара склонила голову. – Простите. – Ничего страшного. Ребекка осушила бокал. – Мне кажется, теперь… кое-что понятно. – Сара подняла взгляд. – Вы видели стихотворение, которое Элисон написала в качестве домашнего задания? Про звезды? – Да. – Полагаю… полагаю, Элисон в каком-то смысле имела в виду отца. Взгляд Ребекки был пристален, испепеляющ и нетерпелив. – Отец Элисон жив. – Жив? Но, по-моему, вы только что сказали… – Я сказала, что ее отец здесь не живет. Но он очень даже жив. Вообще-то, это мой брат. Сара с трудом понимала. – Ваш брат? Но в таком случае… я хочу сказать, как?.. – Не волнуйтесь. Перед вами вовсе не случай инцеста, о чем вы непременно бы сообщили в социальные органы. Видите ли, я не являюсь биологической матерью Элисон. С формальной точки зрения я прихожусь ей тетей. – Тетей. Понятно. Но в таком случае кто… кто биологическая мать? – Мой партнер. Точнее, партнерша. Которая, как я уже сказала, умерла. Сара многое бы отдала за то, чтобы соображать побыстрее. Она не понимала, откуда в ней эта вялость, это безволие. – Значит, ваш партнер – женщина? – Да. – Ребекка встала и подошла к окну. – Впрочем, я не вполне уверена, что вас это касается. – Да, вы правы. Не касается. – Почему-то вы не кажетесь мне человеком широких взглядов. Отвечать Сара не стала – слова до нее попросту не дошли. – Сколько лет вы жили вместе? – спросила она. – В августе исполнилось бы одиннадцать. Он умерла почти год назад. Некоторое время они молчали. Ребекка снова села, и Саре показалось, что напряжение, владевшее хозяйкой, постепенно спадает. Последние несколько месяцев Ребекка, наверное, мало с кем могла поделиться своими мучительными откровениями. Когда Сара задавала следующий вопрос, голос ее звучал неуверенно и мягко, словно она вручала хрупкий подарок. – А как она… умерла? – Непристойно, – ответила Ребенка. Но это была последняя попытка бравады. Внезапно маска соскользнула с ее лица, оно сморщилось, и в Ребекке не осталось ничего, кроме горя, нескрываемого и безутешного. – Она покончила с собой. Но заплакать она себе все же не позволила. Сара молчала. Она не могла решиться на расспросы. Она понимала, что Ребекка и так расскажет все. – Газеты придумали название для таких случаев, – продолжала Ребекка прерывающимся голосом. – «Яппи-стресс». Такой синдром. Десять лет работаешь в Сити, как проклятый, зарабатываешь кучу денег, и потом вдруг оглядываешься на свою жизнь и не можешь понять, зачем все это делал. У нее был классический случай. В пятницу вечером ехала по Южному Лондону – бог знает, что она делала в Южном Лондоне, – нашла удобный длинный тупик с кирпичной стеной в конце, разогналась до девяноста миль в час и врезалась в стену. Уничтожила служебный «БМВ». И себя в придачу. – Это… это ужасно, – сказала Сара и тут же поморщилась от убожества своих слов. – Мне трудно представить. То есть, мне трудно представить, что испытываешь, когда тебе сообщают такое. – Не так уж и страшно. – Ребекка пошевелилась и твердо улыбнулась. – Пожалуй, пора выпить еще бокал. Хотите? – С удовольствием. – Наверное, лучше принести бутылку. Ее не было несколько минут: достаточно долго, чтобы к Саре незаметно подкралось понимание – не торопясь, дожидаясь удобного момента, так, чтобы нанести удар как можно более жестокий и разрушительный. Это понимание пришло с очередной волной странного узнавания – сперва смутного, связанного с очертаниями, обстановкой, цветами, – но чуть позже проступило нечто конкретное. Поначалу это были книги. Ее взгляд привлекли романы Розамонд Леманн в переплетах, явно первые издания, оригинальные суперобложки защищены пластиком, но одной книги недоставало: «Приглашение к вальсу». Да, она всегда говорила, что эту книгу трудно найти… И стоило этой мысли ворваться в мозг, как Сара поняла и все остальное – всю невозможную истину, раскрывшуюся с внезапной очевидностью, – и мир перевернулся за одно бесконечно малое мгновение. Африканская статуэтка на каминной полке – воспоминание о семейной поездке в Гану… Крошечная фотография в рамке на книжной полке – руки, обнимающие Ребекку, сияющее лицо, счастливая пара… И где-то за пределами поля зрения, Сара ее точно не видит, но она там, несомненно там: еще одна книга, там самая, с памятным зеленым корешком… Это все ее. Это ее вещи. Это ее дом, ее комната… Ребекка вернулась с бутылкой. Сара видела ее словно в тумане. – Как ее звали? – Простите? – Ее ведь звали Вероника? А дальше – сплошная чернота, пока она не обнаружила, что лежит на диване и безудержно рыдает, а Ребекка прижимает ее к себе, в неловком, непонимающем объятии. Поначалу казалось, что она никогда не перестанет плакать, и объяснения, прорывавшиеся сквозь слезы, были, наверное, слишком сбивчивы, так что пришлось их повторять снова и снова, тем более, что возникали паузы – сначала Саре пришлось пойти в туалет, чтобы собраться с силами, а чуть позже появилась Элисон, привлеченная голосами, и Ребекка повела девочку наверх, укладывать спать. Но вечер продолжался, и понемногу они успокоились. Когда за окнами начало темнеть, Ребекка принесла свечи и расставила по комнате. Откупорила вторую бутылку, и они заговорили о Веронике. Самым невероятным открытием для Сары стало то, что за все эти годы Вероника ни разу не упомянула ее имя. – В каком-то смысле, в этом она вся, – сказала Ребекка. – Абсолютистка. Когда вы с Ронни встречались, она рассказывала хоть раз о прежних подружках? |