
Онлайн книга «Родовое влечение»
Сильнейшая схватка пронзает мое тело. Алекс хватает меня за руку. – Мы можем что-нибудь сделать с болью? – Усыпи меня. Введи обезболивающее. Скажи, где ты шлялся последние три месяца! Алекс, друг, ближе которого у меня никогда никого не было, моргает, потом устраивает на плече видеокамеру. – Убери эту дрянь. – Послушай, Мэдди, все мужчины снимают роды. Именно это и делают мужчины. Я хочу сказать, что гораздо интереснее снимать зачатье, но не могу говорить. Не могу дышать. Не могу думать. – Можно увести этого мужчину? – недовольно спрашивает врач, выныривая из шахты у меня между ног. – Есть признаки дистресса. Она перестала тужиться. Головка еще не опустилась. Одна из студенток расплывается в улыбке охотницы за автографами. – Вы Алекс, как там? Из этой, как ее? – Ее вопрос трудно назвать образцом красноречия. Ио-Ио внимательно разглядывает Чертова Доктора с Харли-стрит. – Этрингтон-Стоппфорд! – торжествующе восклицает она. – Я уверена, что слышала это имя. Вы тот доктор, которого обвиняют за незаконное иссечение крайней плоти у женщин, да? – Уберите отсюда эту женщину! – орет доктор. – Доктор, – взволнованно говорит акушерка, – у ребенка пошел меконий. Неожиданно все – от глухих медицинских халатов до перчаток – становится зеленым. Мои ноги закрепляют на стойках. – Мисс… – Врач бросает быстрый взгляд на акушерку. – Вулф, – подсказывает та. До чего же четкое разделение труда в этой службе! – Доктор собирается использовать щипцы, – объясняет она за врача. – Вы не возражаете против щипцов? «Фу ты, док, откуда же я знаю, – хочется сказать мне. – Прошло так много времени с тех пор, как меня расчленяли надвое холодной как лед металлической штуковиной, что я все забыла». Но у меня хватает сил только на энергичный кивок. – Вакуум-экстрактор, доктор? – предлагает акушерка. Алекс отплясывает джигу рядом со столом. – Господи! Неужели я ничего не могу сделать? Иоланда переключает свое внимание на него. – В Новой Гвинее есть одно очень цивилизованное племя, – сообщает она. – У них муж обвязывает веревкой яйца и ложится на крышу хижины, где рожает его жена. Каждый раз, когда у женщины начинается схватка, она дергает за веревку. Лично я считаю, что Государственной службе здравоохранения следует перенять этот опыт. Вам бы не хотелось стать первопроходцем, испытать его на себе? – Кто вы такая, черт побери? – интересуется Алекс. Акушерка поясняет мне, что на головку ребенка устанавливается маленькая присоска. – Мы немного потянем, и головка спустится в малый таз. Великий Боже, что за встреча уготована маленькой девочке! Ее высосут в жизнь. Неужели ее нельзя уговорить, соблазнить чем-нибудь? Кусочком «Марса» или тостом? Или, может, мне просто расставить ноги перед телевизором, где идет «Улица Сезам»? Детям нравится эта передача. Акушерка берет мою руку и кладет ее между ног. Я чувствую горячую влажную головку ребенка. – Она вот-вот родится. – Они говорят о ней, как о письме. Алекс пятится к двери, и мне остается надеяться, что они поставили отметку «Вернуть отправителю». – Смотрите! Смотрите! – Я смотрю и вижу ее в зеркале. Ее головка появляется у меня между ног. Сначала брови, потом носик, потом все личико. – Дышите, дышите, – наставляет меня акушерка. – Пошла вон! – Вы порветесь! Сначала они велят тужиться, потом приказывают прекратить. Но разве можно пробкой от шампанского заткнуть извергающийся вулкан? Чтобы представить, что такое роды, возьмите автомобильный домкрат, вставьте его в задний проход, поднимите его на максимальную высоту и замените отбойным молотком. Я не чувствую, как рвется кожа, но доктор склоняется ко мне со скальпелем. А после этого я вижу всю головку. Интенсивность схваток ослабевает. Доктор небрежно шлепает меня по бедру. – Давай, тебе это по силам. Вокруг стола собирается вся родильная палата, и меня начинают подбадривать громкими криками. Я кажусь себе футбольным матчем. – У тебя еще много сил! Плечики малышки поворачиваются. Она смотрит на мою правую ногу. О Боже, а вдруг она разочаруется? Оправдаю ли я ее ожидания? Создается впечатление, что вся чертова больница, включая последнюю санитарку, таращится на мое влагалище. – Давай! Давай! Я тужусь, и появляется одно плечико. Еще раз – и появляется второе. Это Олимпийские игры, и я иду на золото. Остальная часть малышки выскальзывает без всякого принуждения. Я вижу ее ручки, тельце. Доктор кладет ее мне на живот. Она теплая, как вода в ванне. Крепенькая и легкая. Я кажусь себе прозрачной. Я смотрю на себя, ожидая увидеть, как под кожей пульсируют синие вены. Малышка кричит громко и пронзительно. Ее крик похож на скрежет гравия под маленьким колесиком. Они подносят девочку – скользкое, мокрое существо, к которому не придается «Руководство по эксплуатации», – к моей груди. Только это не девочка. Пузырь, образовавшийся на голове после «пылесоса», оказался не единственной выступающей частью. Ну и дела, чтоб мне провалиться! Я произвела на свет собственного маленького англичанина! * * * Ребенка унесли, чтобы запеленать. Я лежу на подушке с задранными на скобы ногами. Я кажусь себе автомобилем: меня поставили на «ручник», подняли капот, и слесари копаются в моих механизмах. Вместо эйфории, о которой пишут в книжках, я чувствую парализующее безразличие. После едва ли не театральной драмы наступил спад. На меня накатывает тоска, настроение типа «Ну, и что мы будем делать сейчас?» Алекс пристроился на краешке стола. Я с пугающим спокойствием оглядываю мужчину своей мечты. Вблизи кажется, что его глаза посажены почти вплотную друг к другу. Его нос напоминает картошку еще сильнее, чем раньше. На коже больше морщин, из-под бороды выглядывает второй подбородок. Мы смотрим друг на друга, как два незнакомых человека, случайно столкнувшихся в очереди на регистрацию авиарейса. – Я поступил жестоко, – говорит незнакомец. В моем взгляде появляется удивление. «Жестоко», как и другое слово на букву «ж», отсутствует в его словаре. – Я знаю, что совершил ошибку, – похоронным тоном добавляет он. Я щипаю себя, чтобы проверить, не сон ли это. Однако в этом нет надобности. Боль от накладываемых швов в промежности говорит, что я действительно не сплю. – Ты не представляешь, какой у меня был тяжелый год. – У тебя? – Если бы я могла дотянуться до судна, то обязательно надела бы его ему на голову. – Был тяжелейший нервный срыв. |