Книга Московский гамбит, страница 49 – Юрий Мамлеев

— И что же? Но на втором уровне, когда речь идет о них самих, как ты говоришь, каковы будут последствия для них? К тому же ты говорил, что знал заранее, что они не подготовлены даже для этого?

— Здесь все будет сделано, как надо, со всеми предосторожностями и предупреждениями. В них будут брошены некоторые тайные зерна. Когда они взойдут — другой вопрос. Может быть, в последующих трансформациях души.

— Ничего себе! Один уровень — относится к вечности, другой — к трансмиграциям. Значит, эта бедная жизнь — вне игры?

— Не совсем. Она тоже будет вовлечена — в последнем случае… Но по-настоящему готовых людей и для этого второго уровня — очень трудно найти. Дело не в том, что сначала нужна реализация Абсолюта, пусть человек еще только начинает этот путь обычного посвящения, но потенциально он должен обладать и другим.

— Чем?

— Скажем так: некоторыми парадоксальными метафизическими способностями. Дам маленький намек на одну из них. Может ли человек, полностью погруженный в созерцание Бога, испытывать тоску? По чему? Ведь в Боге полнота всей реальности, включая небытийный аспект. Нет ничего закрытого для него. По чему же испытывается тоска?

— Ну и ну. Но мне их жалко. О Боже, они ведь хотят другого! Им нужен традиционный путь к Богу или к Абсолюту, хотя бы несколько верных и важных шагов в этом направлении. Они готовы к этому. Они хотят освобождения от этого ужаса нелепых сторон земной жизни. Но ты намекаешь на такое, что совершенно вне рамок всего…

Саша молчал.

— И что же ты хочешь делать? Какой твой ответ сейчас?

— Пока еще ничего не могу сказать. Мы скоро соберемся, и ты узнаешь.

Прошло несколько часов. Тьма сошла в их комнату с неба. По-отшельнически горела свеча где-то в углу. Они по-прежнему были одни, но уже во мраке. Саша отдыхал в кресле, шерстяное одеяло лежало у него на коленях, а Нина сидела рядом с ним, на полу, прижавшись к его опущенной руке. Они молчали.

Снова прежний ужас и «непроницаемость» Саши скрытой волной овладели ей. Из всех разгадок в уме горела сильней всего та, вторая, о последней тайне Бога. Но когда тьма подкатывалась к сердцу — думалось о третьей, о полной неизвестности.

Она попыталась воссоздать внутренний смысл того, что он сказал ей, всего несколько минут назад. Слова его восставали в ее уме, как огонь, окруженный тьмой. Но чем больше она вдумывалась в них, тем скорее рушились все разгадки, объятые языками внеземного пламени, и когда они исчезали, в ум, какими-то змеиными волнами входила бездонная и холодная тьма. И требовалось усилие, чтоб она отступила, и прежний маленький свет человеческого сознания вспыхивал опять.

И вдруг она сказала:

— Ты хочешь вырвать у Бога Его последнюю тайну? Ты погибнешь.

Молчание было ответом. Она не видела его лица.

— Нет, нет, больше, ты ищешь нечто, что противоречит всему, что идет против всего, что существует. Против Бога и против Дьявола. Ибо и Дьявол принадлежит реальности… Против некой основы основ.

Она говорила все это шепотом, держась за его руку…

— Ты хочешь выйти за пределы всего, что дано Богу и Его образу — человеческой душе…

И вдруг она еще сильнее сжала его руку.

— Мой бедный русский Фауст — ты погибнешь! Гибли даже те, кто посягали на несравнимо меньшее — ты знаешь об этом! Ты погибнешь, погибнешь!

И Саша вдруг ответил: его ответ раздался откуда-то из меняющейся черты.

— Ты видишь гибель только негативно, или в лучшем случае, — как шаг к новому возрождению. Так думают все, кто принадлежит к этой системе. Но в гибели есть иное начало… И принцип смерти — при некотором мастерстве — может быть окном…

— Нет, нет! Я не хочу твоей гибели! — и она прижалась к его похолодевшей руке. — Мой бедный, бедный русский Фауст! О, это уже не то слово для тебя — «Фауст»! Смешно! Это совсем другое! И кто твой Мефистофель — сам Абсолют?!..Но зачем, зачем ты идешь…

— Там нет вопроса «зачем».

— Но тогда кто ты, кто — ты?

И вот наступил день, когда Саша позвонил Олегу и сказал, что, поскольку второй этап из испытания пройден, надо встретиться, и он сообщит свой результат.

Леши Закаулова не оказалось под рукой: опять пропал. Договорились, что придут Олег и Берков. Саша назначил особое место встречи, одно из своих любимых. Это был дальний, одинокий, заброшенный рабочий район (в духе песни начала века: «Где-то в городе, на окраине»…), прорезанный железными дорогами, с которых часто доносились отдаленные тоскливые гудки поездов, точно зазывающих куда-то. И люди здесь на пыльных улицах, как будто тоже стремились в неизвестное…

Свидание было назначено в простой рабочей столовой, расположенной в покосившемся одноэтажном сером здании. Олегу дали, конечно, адрес — сам же Саша хорошо знал эту столовую, в которую он не раз забегал в свое время выпить стакан-другой водки.

Нине здесь тоже понравилось. Они проходили с Сашей через мост, и весь район хорошо просматривался оттуда. Захватил он ее своей напоенной жизнью тоскливостью, ибо тоска эта, как может быть и тоска расходившихся вдаль лучей железных дорог, была напоена тайной, почти незаметной, но внутри себя бездонной и уводящей. Непонятно было только, откуда взялась эта скрытая жизнь, и что она значила? Но тот, кто мог видеть, был захвачен ею навсегда…

В столовой оказалось мало народу, и само помещение было большое, длинное, с многочисленными столами и стульями по бокам. Разные люди в ней о чем-то переговаривались, молчали и выпивали. Серый свет проливался из узких окон. От всего этого чуть-чуть веяло тем же духом — скрытым, неопределенным, потайным и великим. И каким-то образом ведущим в сокровенную жизнь.

Саша с Ниной присели у окошка, где был столик на четверых. Одинокий пьяный из глубины зала приветствовал их, подняв кружку. Появилась толстая, погруженная в себя официантка.

Ждать пришлось недолго: негаданно распахнулась дверь, и показались такие знакомые лица Олега и Беркова.

— Ну и уголок вы выбрали, Саша, — промолвил Олег, чуть недовольно. — Впрочем, неплох.

Быстро взяли пива и обычной еды. Стеклянные граненые стаканы запотели от пивной влаги.

— Ну, это место, наверное, в вашем вкусе тоже, Ниночка, — усмехнулся Берков.

Нина прилепилась совсем к окнам, в своем ситцевом платьице — волосы ее были причесаны просто, но изящно.

— Да и всем где-то должны нравиться такие места, — заметила она. — А мне и подавно.

— Она чувствует их скрытый смысл, — улыбнулся Трепетов. — Давайте грянем.

И он поднял стакан.

— За скрытую жизнь, что ли?

Все согласились выпить за это.

И потом Саша сразу перешел к делу. Его ответ своим вихрем ошеломил Олега и Бориса: все кончено, продолжения не будет, занавес не поднимется… Конец… Нина даже вздрогнула и с изумлением уставилась на Сашу. Этого не ожидала даже она.