Онлайн книга «Граница дождя»
|
— Культурно проводят досуг отдыхающие санатория «Родные просторы»! — прокомментировал Паша. — А граф с графиней в гробу ворочаются… — А представь, если их дети, внуки где-то недалеко живут, не все же в римах-парижах. Им каково, а? Линочек, как тебе домишко, не отказалась бы от такого? Лина злилась все больше. Даже не на толстокожего Шуру, не чувствовавшего ее настроения, а на себя: чего она боится рот раскрыть… — Значит, переднюю часть парка с домом отдали под санаторий, а вон там, — Паша махнул рукой жестом экскурсовода, — районный парк культуры и отдыха. Между прочим, имеется приличное кафе, а дело к обеду. Может быть, посетим? — Отличная идея, — мгновенно отозвался Шура, — а то уже в желудке ветер гуляет. Лину даже не спросили. В тепле стеклянного павильона они вдруг поняли, что незаметно продрогли под обманчивым ветром бабьего лета. — Сейчас бы рюмочку… — мечтательно протянул Паша. — Тут не у мамочки за обедом — не нальют, — Лина впервые позволила себе съязвить. Но Шура, не поняв намека, возразил: — Ну почему, я за рулем, а вы-то погрейтесь. Не обижусь. Комплексный обед оказался вполне съедобен: винегрет с селедкой на закуску, суп харчо, гуляш с макаронами и компот. Пить она отказалась, а вот Паша заказал даже не рюмочку, а сто грамм. Его слегка развезло, и он говорил не умолкая. Почему-то его потянуло обсуждать Лину. — А она тебе уже суп грибной варила? — строго спрашивал он Шуру, — а макароны по-флотски с подливкой готовила? И, не давая тому ответить, продолжал: — Да, хозяйка она отличная и красавица притом. Чем больше Паша хвалил Лину, тем больше она ему нравилась. Он уже начал недоумевать, почему они расстались, завидовать счастливому сопернику, а потом жалеть Лину, потому что тот ее недостоин. Язык развязался, и он уже не мог сдержаться: — Ты вообще-то понимаешь, какое тебе сокровище досталось? Лине теперь было хорошо, она стала центром застолья, объектом восхищения. Шура на все согласно кивал, но Паша не унимался: — А ты понимаешь, что она не всегда будет такой? Вот представь, беременная, с темными пятнами на лице, синими жилами на ногах… А потом будет стареть, толстеть, станет сварливая. Ты ее такую будешь любить? Шура вместо ответа приобнял Лину и улыбнулся. Но Паша распалился не на шутку: — А если она заболеет, жизнь ведь злая штука, ты горшки за ней выносить будешь? Тут уже Лина не выдержала: — Все, хватит, пошли отсюда. Пока они обедали, погода разгулялась, солнышко не по-осеннему грело спину. — Я вас обратно поведу другой дорогой, там вид красивый. Хмель вроде бы сошел с Паши, но его сменило совершенно незнакомое Лине озорное возбуждение. — А если карусель работает, покатаемся? — Само собой, — подыгрывая ему, откликнулся Шура. По случаю воскресенья к аттракционам стояла очередь из ребятишек. Пристраиваться в хвост не захотелось. Полюбовались с высокого берега речушкой и березовой рощей вдалеке. — Ой, а тут очереди нет, — Паша радостно кинулся к неказистому строению, больше всего похожему на сарай. — И цена сходная. Пошли. А то в парке культуры были, и ни одного развлечения! Под уныло повисшей на одном гвозде вывеской «Комната смеха» было прорезано окошечко, откуда показалось постное лицо кассирши. — На такой работе надо хохотать, а вы даже не улыбаетесь, — сострил Шура, протягивая деньги. — Время пребывания — десять минут, — бесстрастно ответила она, отсчитав сдачу. Внутри глаза не сразу привыкли к тусклому освещению. По стенам были развешаны зеркала, несколько мальчишек бегали от одного к другому, кривляясь и строя рожи. — А у меня в детстве книжка была любимая — «Королевство кривых зеркал», — вздохнула Лина, — обложку помню, а кто автор и, главное, про что — начисто забыла. Смотреть на себя оказалось весело, а еще веселее — толкаясь, устроиться так, чтобы все трое отразились на вогнутой или выпуклой плоскости, и, меняя позы, поднимая брови, выпучивая глаза, растягивая рты, показывать пальцем и идиотически хихикать. И вдруг Паша, будто вспомнив что-то важное и неотложное, серьезно, даже строго ткнул в расплывшееся, поперек себя шире Линино отражение и обернулся к Шуре: — А ты ее такую любить будешь? Не дожидаясь ответа, он с силой потянул Лину к другому зеркалу, где она сделалась длинной и кривобокой: — А такую будешь любить? В его голосе была агрессия, даже угроза. Шура отмахнулся: — Да ну тебя! А Паша потащил упирающуюся Лину к круглому зеркалу, где она стала похожа на карлицу: — А такую? Было уже совсем не смешно. Лина вырвала руку и пошла к выходу. Они вернулись на дачу, сели в машину и, перебрасываясь короткими репликами, поехали в Москву. Пашу высадили у метро, попрощались нейтрально. И дома эту сцену не обсуждали. Она на долгие годы забыла о том дне. И Паша исчез из ее жизни, будто никогда его не было. Стороной она услышала, что он женился на молоденькой медсестре из своего отделения. Лина вообразила разговоры за обеденным столом: — Представляешь, Шура, они едят суп и с увлечением обсуждают содержимое рвотных масс больного Н.! Посмеялись и опять забыли на годы. Потом ей рассказали, что у него родилась двойня, и она искренне пожалела неведомую медсестру, у которой по очереди, а то и хором орут младенцы, а Паши, конечно же, нет дома — надрывается на ночных дежурствах, чтобы прокормить эту ораву. К этому времени их Милочка уже ходила в третий класс. Свекровь вырастила ее, сняв с Лины все заботы, а когда внучка перестала нуждаться в постоянной опеке, слегла и за две недели в больнице сгорела от какой-то тлевшей профессиональной болезни. Едва ли не единственная неприятность, которую она им доставила, — умерла в день, когда Милочку одну из первых в классе принимали в пионеры, лишив их возможности полюбоваться дочерью на торжественной линейке. Семью представляла Линина мама — как всегда элегантная, ухоженная и всем недовольная: «У Милочки колготки морщили на коленках» и тому подобное… Лина уже много лет работала в поликлинике в кабинете кардиолога — опытной суховатой женщины с репутацией первоклассного диагноста, к ней записывались за месяц, занимая очередь в регистратуру на улице в шесть утра. Когда ползла лента из кардиографа, Лина уже и сама могла понять что к чему и несла ее доктору с определенным безошибочным выражением лица. Ей нравилась работа, расписание, освобождавшее то утро, то вечер. Что до приработков, то поток жаждущих уколов на дому не иссякал. Лина называла их, как мама учеников, — частники, и они исправно пополняли семейный бюджет. И ни разу она не пожалела, что так и не стала врачом, — все нервы истреплешь от такой ответственности. Она вообще не вспоминала бы об этом, если б мама иногда не укоряла: «Ну как ты внушишь Милочке, что надо учиться, когда сама без высшего образования?!» |