
Онлайн книга «Брачный офицер»
![]() На десерт хозяин подал им два персика. Со сморщенной кожей и местами даже побитые, зато мякоть, когда Джеймс разрезал ее ножом, оказалась неповрежденной, изумительно спелой и удивительно темной, почти черной. Джеймс уж приготовился положить ломтик себе в рот, но Ливия его остановила: — Не так! Вот как у нас едят персики. И опустила кусок персика в свое вино, потом поднесла стакан к его губам. Джеймс принял стакан, глотая одновременно с вином и персик. Изумительный, чувственный каскад ощущений: сладкое вино и сладкий персик перекатывались во рту, пока, наконец, он не надавил зубом персик, высвободив его сахарный сок. И снова Джеймс испытал то же, что и с устрицей, — совершенно неведомое ощущение, и оно отозвалось в нем волнующе сексуально, совершенно необычно и неописуемо. После обеда они продолжили свой путь вдоль побережья, дорога вилась вдоль чистых зеленых вод залива. Стало жарко, солнце вкупе с летящим воздухом жгло кожу. — Хочу искупаться, — сказала Ливия. — Вон там, по-моему, лучше спуститься к морю, — махнула она рукой. Джеймс сошел на указанную ею тропинку, сбегавшую через лимонную рощу к каменистому берегу. Завидев их приближение, коза мотнула головой и легко припустила по камням прочь. Джеймс выключил двигатель. Море перед ними было лиловое, как лавандовое поле, и такое чистое, что можно было разглядеть каждый камешек, каждую ракушку на дне. Если не считать пения цикад и легкого шуршания воды, нежно лижущей гальку, кругом стояла тишина. «Мэтчлесс» тихонько тикал и поскрипывал, остывая. На мгновение Джеймс испытал острое чувство вины за то, что он тут восторгается этой изумительной красотой, тогда как повсюду на континенте идет война. — Можно раздеться вон там, — сказала Ливия указывая на скопление больших камней. Камни находились футах в пятнадцати от воды. — Идите первой, если хотите, — предложил он. — Я не смотрю. Но он смотрел. Он не мог удержаться — он услышал шлепанье ее босых пяток, когда она побежала к воде, затем всплеск и визг, и выглянул как раз вовремя, успев разглядеть мелькнувшее полуобнаженное загорелое тело Ливии, которая в одних панталончиках кинулась головой вперед в воду. Через мгновение она вынырнула, откидывая с глаз мокрые волосы. — Ну, вы идете? — выкрикнула она. — Минуту! Джеймс за камнем, тяжело дыша, выбрался из своей униформы и припустил со всех ног прямо в благодатно леденящую воду. После они лежали в тени лимонового дерева, глядя на игравшие в ветвях солнечные лучи. — Отец ест лимоны прямо с дерева, — лениво проговорила Ливия. — Прямо с кожей. — Разве они не горькие? — Нет, если нагреются под солнцем. — Она потянулась, сорвала плод, показала: — Это хороший лимон. У нас говорят: чем толще кожа, тем слаще сок. — Решив попробовать, надкусила, кивнула: — Вкусно! Протянула лимон к его губам. Джеймс удержал ее руку, надкусил лимон. Она оказалась права: лимон был сладкий, как и лимонад. Она снова откусила сама, сморщилась: — Косточка! Выплюнула ее на ладонь. Улыбнулась Джеймсу, и в этот миг все его намерения сдерживаться пошли прахом. Он обхватил руками ее голову и с жадностью прижался губами к ее губам. Рот у нее был сладкий и горький, легкая солоноватость сливалась с резким запахом лимона. Он почувствовал твердые края ее зубов у себя на языке — как твердые семечки внутри плода, но она отстранилась, вскрикнув: — Джемус! — Иди ко мне… — выдохнул он. И снова поцеловал ее. После краткого замешательства, почувствовал, как она развела губы, отвечая на его поцелуй. И было много новых ощущений — ее язык, то скользкий и податливый, то твердый, заостренным кончиком пробивающийся сквозь его губы; покатая округлость ее неба; нежная упругость ее спины, и мускулы шеи, пульсирующие у него под пальцами. Но вот она высвободилась, взглянула озадаченно: — Так ты все-таки не фенхель? — Кто-кто? — изумленно воскликнул он. — Ну, фенхель. Сам знаешь, finocchio. Ricchione. [50] — Да что это в самом деле?! — с нараставшим недоумением спросил он. — По-моему, все-таки нет, — продолжала она. И рассмеялась. — Зачем только мне вздумалось купаться… Я даже и не предполагала… Он снова ее поцеловал. На сей раз она ответила более жадно, и от счастья он совершенно ошалел. Она отстранилась снова, взглянула хитро: — Выходит, это все уловки, ты притворялся, что ты culattina? [51] — Ливия… Вовсе я не притворялся, что я culattina, что бы эта culattina ни означала. — Нет, притворялся, — настаивала она. — Когда устриц ел. — Я сказал, что не слишком в этом опытен. Откуда это самое… у тебя взялось? — М-м-да… До Ливии начало доходить, что, возможно, ее женская интуиция уперлась в перевод с британского английского на итальянский. Но чем больше она об этом задумывалась, тем все слабей и слабей становилось то легкое, но устойчивое чувство неприязни, которое не отпускало ее с момента работы в Палаццо Сатриано, уступая место радостному ощущению, что целоваться с Джеймсом довольно приятно. Она потянулась, чтоб он еще ее поцеловал, и он тотчас повиновался. — Целуешься ты совсем не как новичок, — отметила она. — Схватываю на лету. Он стал медленно ласкать губами самый кончик ее восхитительного носа, мочки ее ушей, нежные места вокруг глаз, и только после этого вернулся вновь к ее губам. Вдруг будто что подтолкнуло изнутри, и Джеймс сам прервал очарование этого момента. — А Эрик? Она сдвинула брови. — Что Эрик? — Ты с ним тоже целовалась? — Сам едва поцеловал, а уже права предъявляешь? — Просто хочу знать, на каком я счету. — Вы мне оба нравитесь, — без затей сказала Ливия. — Я не собиралась с тобой целоваться, но не жалею, что стала. Хотя это ничего не значит. — Разумеется, не значит, — отозвался он разочарованно. Попытался снова ее поцеловать, но она увернулась. Он поменял тактику. — Можно тебя обнять? — спросил он, чувствуя, что она пока не передумала. — Пожалуйста. И уютно к нему прижалась. Несколько минут они сидели молча. — А ты отлично умеешь держать себя в руках, — сказала Ливия наконец. — Это хорошо. Но не думаю, чтоб ты так же отлично понимал женщин. |