Книга Пища любви, страница 11 – Энтони Капелла

Томмазо осваивал взбивание яичных желтков, которые он время от времени добавлял в некую густую массу.

— Ты делаешь это слишком ожесточенно — говорил ему Бруно. — У тебя должны двигаться не только запястья, но и локти. Вот смотри.

Томмазо попробовал еще раз. Теперь оказалось, что он взбивает слишком энергично, и яичная пена разбрызгивалась по сторонам.

— Спокойнее, — поучал Бруно — Теперь еще разок.

— Бесполезно, — заявил Томмазо, откладывая в сторону веничек для взбивания. — Я не могу.

— Но это же необходимо. Попробуй еще раз.

— Почему же необходимо? Ничего подобного, — хитрил Томмазо. — Мы ведь будем сидеть за столом, и я могу зайти в кухню якобы для того, чтобы приготовить соус, который на самом деле приготовишь ты.

Бруно обдумал это предложение.

— А где я буду находиться?

— Здесь, конечно. Но Лаура не будет об этом знать. А когда все будет готово, ты потихоньку улизнешь.

— Что ж, ладно, — неохотно согласился Бруно. Все-таки это проще, чем научить Томмазо готовить.

В восемь часов вечера Лаура пришла по адресу, который ей дал Томмазо, и позвонила в обшарпанную дверь по соседству с магазином самокатов. В окошке, гораздо выше лица Лауры, показалась голова Томмазо.

— Входите, — крикнул он. — Открыто.

Лаура вошла в темный внутренний дворик и поплелась вверх по бесконечным ступенькам, пока наконец не забралась на самый верх. Там дверь тоже была открыта, и Лаура вошла. Квартирка оказалась маленькой и довольно бестолковой — четыре крошечные комнатки со стенами, обклеенными фотографиями из старых фильмов и портретами рок-звезд семидесятых годов. Но вид из окна буквально заворожил Лауру.

Внизу тянулись красные черепичные крыши теснящихся домов, магазинов и церквей — и так до самого берега Тибра. Слева, вдалеке на холме Яникул, мерцали огоньки. Впереди, на том берегу реки, освещенные дворцы и церкви Старого Рима казались островками в темноте окрестных домов.

— Вот это да! — благоговейно выдохнула Лаура.

Окно выходило на покатую крышу, которую превратили в подобие балкона, поставив туда два старых кресла и несколько кадок с цветами, потеснивших заросли телевизионных антенн. Томмазо встал со стула навстречу Лауре. Он был невероятно хорош собой. Его идеально вылепленное лицо обрамляли густые вьющиеся волосы, жесткие, как телефонный шнур.

— Привет, — сказал он, — Как жизнь?

— Великолепно. — Лаура подумала, что запах из кухни еще чудеснее, чем вид из окна. Он просто сбивал ее с ног. — Господи, что это? — спросила она.

— Обед, — просто ответил Томмазо.

— Это пахнет… — она глубоко вдохнула, — …волшебно.

— Да, неплохо, — скромно ответил хозяин — Будет готово через двадцать минут.

— Двадцать минут! — Лаура не была уверена, что сможет выдержать так долго. Ей хотелось попробовать это блюдо сейчас же, сию минуту.

— Так надо. Но это не страшно. Если подождать, будет еще вкуснее. Ожидание — это часть удовольствия. — Он провел рукой по ее спине, целуя Лауру в щеку в знак приветствия.

По телу Лауры пробежала легкая дрожь. Да, Карлотта была права.

После стакана prosecco Лаура совершенно расслабилась. Томмазо оказался прекрасным хозяином, внимательным и чутким. Лаура попросила его выключить отвратительную музыку, которая тихонько играла в комнате.

— Тебе не нравятся «Рамонес»? — удивился Томмазо — Но ведь они американцы.

— Мерайя Кэри тоже, — ответила Лаура. Странно, как у человека с таким изысканным вкусом к еде может совсем отсутствовать музыкальный вкус.

Рамонесов вежливо выключили, и Томмазо с Лаурой весело болтали, пока Томмазо нарезал нежные весенние овощи для pinzimonio — соуса с оливковым маслом, уксусом, солью и перцем. Кухня была полна профессионального оборудования шеф-повара, а некоторые особенно страшные ножи Лаура видела впервые в жизни.

— Когда ты этому научился? — спросила Лаура, глядя на то, как нож Томмазо пляшет на разделочной доске.

— О, это просто. А кроме того, — честно прибавил он, — у меня был очень хороший учитель.

От божественного аромата, который шел из духовки, у Лауры потекли слюнки.

— Так что же мы будем есть?

— Вот — он, как заправский официант, с легким поклоном вручил ей меню.

Лаура прочитала: «Закуска — verdure in pinzimonio. Первое блюдо — spaghetti all'amatriciana. Второе блюдо — abbacchio alia cacciatora. Гарниры — carciofi alla romana, asparagi con zabaione. Десерт: ricotta dolce; vin santo, biscotti».

— О господи! Мы же столько не съедим.

— Quanto basta. В самый раз. Тут всего понемножку, ровно столько, чтобы пробудить аппетит. Это не американские стейки, которые давят на желудок и превращают тебя в… — Он вдруг заволновался. Из-за закрытой двери послышался какой-то звук.

— Кто это? — спросила Лаура.

— Мой сосед по комнате. Не беспокойся, он как раз уходит.

— Он тоже шеф-повар?

— Бруно? Не совсем. Он практикант. Бутылки моет. Ну, приступим к еде?

Лаура никогда не ела ничего подобного. Вернее, она, как выяснилось, вообще никогда не ела. Ей казалось, что эти ароматы всегда жили в ее воображении, но только сегодня она впервые действительно попробовала эту еду. Каждое следующее блюдо впечатляло еще больше, чем предыдущее. Спагетти под густым соусом из мяса и вина, сытным, острым и густым. А баранина, наоборот, розовая и сладкая, такая нежная, что тает во рту. Томмазо подал ее без овощей, но потом принес первый гарнир, contorni — целый артишок, смазанный теплым оливковым маслом с лимонным соком и посыпанный мятой. Лаура слизала с пальцев все масло, не оставив ни капельки, а ей казалось, что она может съесть еще столько же. В конце концов у нее даже голова закружилась от всего этого великолепия.

Томмазо оставил ее одну, отправившись закончить с аспарагусом. Через несколько минут, заскучав в одиночестве, Лаура решила пойти помочь ему. Она собрала грязные тарелки и понесла их на кухню.

— Томмазо! Давай, я пока помою посуду.

Она толкнула дверь, но та не открылась.

— Извини, — прокричал изнутри Томмазо. — Опять заело. С ней это иногда бывает.

Лаура подергала дверную ручку.

— Может, мне поднажать снаружи?

— Нет, я сейчас все сделаю.

На какую-то долю секунды Лауре показалось, будто она слышит за дверью шепот, но это Томмазо тихонько напевал, пока готовил.

Наконец дверь открылась, и он вышел, держа в руках большое плоское блюдо, от которого шел божественный аромат.

— Готово. Можно садиться за стол.

Через несколько минут они уже ели аспарагус. От его великолепного вкуса захватывало дух. Кончики стебельков, пропитанные взбитым яичным желтком и вином, были такими нежными, что их можно было рассасывать, но книзу они становились тверже, и тут уже приходилось жевать.