Онлайн книга «Господи, сделай так...»
|
— Эти паучки носятся, сплетая своими враками расползающуюся ткань жизни, жалко смотреть и хочется даже посочувствовать, но в итоге получается — хуже некуда… Всю ту тухлятину, которую сейчас стыдливо именуют застоем, ее готовят не в Кремле. Это блюдо нам всегда создают деятели культуры, и в первую голову — писатели… — И какое же из искусств сегодня важнее всего? То, что по понятиям? — Если на сегодня, то — балет, — вздохнул Серега и включил телевизор. — Что же ты мне тут столько времени… все эти пустые ля-ля… — Я злился на Серегу и спешно собирался. — Потому что так и думал — ты бросишься сломя голову на вокзал. Потом вспомнишь, что поезд теперь только под вечер, и рванешь попуткой в Витебск, чтобы успеть на дневной… — Правильно думал. — Конечно правильно. И сейчас у тебя есть время покурить и неспешно почесать репу — на дневной из Витебска уже не успеть… — Ненавижу, когда кто-то вот так вот… за меня… манипулирует мной… — У меня даже пальцы дрожали и никак не могли уцепить сигарету из пачки. — Прости… Я тоже такого не терплю… Мог бы попробовать оправдаться, что это я за тебя перетрухал, но — не важно… Ты прав — прости… — Ладно — проехали… Выпьем по чуть-чуть? — Знаешь, тебе бы не надо… Тебе — в дорогу, а там усиленные патрули… Лучше перебдеть… Давай чифирьку… С запаренной кружкой мы вышли во двор. Низкая туча над нами прогибалась неотвратимым дождем. В бошку лезли панические мысли. Жизнь, вздернутая нежданными надеждами, снова упиралась в каменные безысходные тупики. — Тут я тебе кое-что приготовил, на всякий случай. — Серега передал мне мелко исписанный бумажный квадратик. — Заныкай — там адреса, где можно укрыться… Мало ли что… Если применят войска, то по моим прикидкам — завтра к вечеру… — Откуда звон? — Из телефона… Перезванивался тут… Расспрашивал… В Рубе объявлена тревога — готовятся к вылету на Москву. Вроде бы поутру и вылетят, и тогда — полный армагедец… В Витебском пригороде под названием Руба размещалась знаменитая десантная дивизия. Вернее, в Рубе был у нее специальный аэродром, а сама она — где только не размещалась!.. Витебляне заслуженно гордились своей десантурой, а витеблянки — еще более заслуженно, потому что с большим основанием могли считать ее своей. Более всего наши десантники прославились в Афгане. Это они определили полный успех сложнейшей операции вторжения. Они первыми приземлились в аэропорту Баграма, нейтрализовали отборную гвардию президента Амина и обеспечили как приземление всего охренительного количества войск и техники ограниченного контингента, так и свержение президента, которому весь контингент будто бы шел на помощь. Так, по крайней мере, командиры объясняли рядовым бойцам вторжения их благородную задачу. — А почему же мы тогда этого Амина — того? — спрашивали наиболее тупые бойцы. — А почему он, зараза, морду воротил от нашей помощи? — говорили в ответ бойцы не тупые, а совсем наоборот — полные отличники боевой и политической подготовки. В общем, если бы не наши десантники, то вместо всех этих удач было бы у нас там одно только говно в складочку, как оно позже и было… — Вот когда наша десантура пойдет гулять по Москве — ты на тех хатах и отсидишься, — напомнил Серега про свою маляву. — Если бы что-то сделать, чтобы они вообще никуда не полетели, — мечтательно протянул я. — Тебе хватит. — Серега забрал у меня кружку. — А что?.. Нынче такой бардак везде, а сейчас так и выше крыши… Взорвать там у них что-нибудь на полосе… Или командира дивизии долбануть, чтобы его — в больницу, а не в Москву. — Я цеплял одну чушь в другую, лихорадочно придумывая, как можно бы и на самом деле тормознуть вылет десантников. — Если командира выбить из строя, то скорее всего — не взлетят. По крайней мере, завтра. А в таком деле и один день — очень много. За день столько всего может перемениться… Серега внимательно смотрел на меня, а мне все более нравилась моя идея. — Серега, помоги мне, а?.. Только узнай адрес этого командира и дай ствол… У тебя же есть ствол? — И что ты сделаешь? — Подкараулю его вечером у дома — он же придет с семьей попрощаться… Подкараулю и замочу… И завтра никуда они не полетят… Хорошее дело сделаем… Ты не веришь?.. — Почему — не верю? Ясный пень — хорошее… Убить человека — что может быть лучше?.. — Издеваешься?.. — Не без того… Но это не главное… Подожди меня и никуда не прыгай. Мне надо позвонить… — Серега обернулся Из-за калитки и окликнул меня: — Знаешь, Мешок говорил, что скоро появятся такие маленькие телефончики, чтобы у каждого был при себе, и можно будет перезваниваться с любого места… — Это он еще балет не смотрел, а если все у них по-лебединому станцуется, то мы будем не перезваниваться, а перестукиваться… Серега появился минут через двадцать и скомандовал собираться. — Куда едем? — В Витебск — все как ты хотел… Вечером идем в гости — постарайся выглядеть подобрее… — Неужто к командиру? — Нет — к замполиту. — Тоже неплохо — и без него, наверное, не взлетят… Почему он тебя пригласил? — Он не пригласил — он еще ничего не знает… Жена его пригласила. — Ты знаком с женой замполита дивизии? — Ты тоже знаком — это наша Галка… — Постой-постой, та, что “свой парень”? — А я и позабыл, что мы ее так называли… Зато помню, как называли другие, — с класса пятого, а то и раньше. — И я помню: говорили — “с бляццой девка”, а я долго не мог взять в толк, что за бляца такая, думал, типа блесны, и совсем не понимал этих придурочных взрослых… — У меня по этому поводу был забавный разговор с одним грузинским авторитетом. “Дыкий, — говорит, — у вас, у белорусов, язык, и народ, наверно, дыкий. Вы даже в нэжное слово “билят” на конце ставите не “т”, как все нормальные люды, а “ц” да еще и с мягким знаком. Дыкий народ”… Мы гнали на раздолбанном Серегином “москвиче” в Витебск, пересмеивались, заталкивая поглубже нервную дрожь, и вспоминали Галку — “своего парня”. У Галки были невероятно рыжие волосы. Этот пылающий костер на голове с раннего детства привораживал к ней восхищенные взгляды. Но ее голос с трещинкой был еще привлекательней, чем медяные космы, если бы только она этим потрескивающим голосом не порола всякую хрень — и без умолку… Галка липла к нашей компании не вспомнить с какого раннего времени, но мы ее нещадно изгоняли прочь. Сначала — потому что мы были мушкетерами, а она так сильно походила на Миледи из иностранного кино, что водись она с нами — нам пришлось бы в конце концов отрубить ей голову вместе со всем рыжим великолепием на ней. Потом, когда мы выросли из мушкетеров, мы иногда позволяли ей забраться вместе с нами в какую-нибудь из наших укромок, но больше нескольких минут не выдерживали и могли взаправду оттяпать ей голову, лишь бы она умолкла и не потрескивала беспрерывно таким притягательным голосом такую невыносимую билиберду про кружева и драгоценности, про то, как она выучится на актрису и специально приедет на несколько дней в Богушевск, чтобы все, кто ей разное такое говорят вслед и в глаза, передохли от зависти, а потом ходили за ней по пятам и им было бы стыдно за все, что сейчас — в глаза и вслед, а она на них — фунт презрения и даже бровью не шевельнет, а пройдет себе королевой из фильма, и только ее кружева будут презрительно колыхаться — и те кружева, что на шее и по всей груди, и те, что на руках, а более всего те, которые на еле-еле будут пениться из-под юбки, а юбка такая вся из темного бархата — может, даже и темно-красного, а по ней спереди от самого пояска такая вставка — вся в узорах из драгоценных камешков, и они все… |