Книга Ноги, страница 39 – Сергей Самсонов

Через час прибежал администратор армейского клуба Борзыкин с адвокатом.

— Ты знаешь, кто это такой? — раздавался из соседней комнаты его зычный бас. — Это Семен Шувалов. Знаменитый футболист. Нападающий национальной сборной.

— Да хоть президент. Он преступление совершил и поэтому задержан. Заключен под стражу до проведения предварительного следствия.

— Слушай, не зли меня, лейтенант. Ты что, не представляешь, какие у тебя могут быть проблемы? Ну отпусти хоть под залог, человеку медицинская помощь нужна, а ты его с б… в обезьяннике держишь.

— Задержанный будет переведен в следственный изолятор. Необходимая медицинская помощь ему уже оказана.

— Да в какой изолятор? Ты в своем уме? Ты на что подписываешься, понимаешь? Ну ты сам напросился. Жди звонка от начальства и готовь вазелин. Ох, не завидую я, лейтенант, твоей ж…

— Покиньте помещение. Покиньте помещение, я вам сказал.

— Эй, ты как там, Семен? Короче, через час мы тебя вытащим.

Через час Семена не вытащили. И через два часа тоже. Через три часа его вывели из отделения милиции, посадили в зарешеченный уазик, доставили в следственный изолятор и поместили в одиночную камеру, которую, должно быть, выторговали для него Борзыкин с адвокатом, и Семену оставалось только лежать на койке да пялиться в потолок, думая о своем затянувшемся мглой будущем и Полине. Он провел тут двенадцать часов, противных, гнусных, полных унизительного чувства беспомощности. А потом раздался скрежет — тяжелая, в полпальца толщиной дверь с глазком и оконцем для выдачи пищи распахнулась.

— Ну, здравствуй, Семен, — сказал Азархов, удрученно вздыхая. — Вот и встретились мы, хотя даже не знаю, что лучше в подобном случае — встречаться нам с тобой или не встречаться. Не самое лучше место для встречи, не так ли?

Шувалов выжидательно молчал.

— Ну да ты сам виноват. Наломал дров — теперь расхлебывай. Ну кто тебя просил вести себя неадекватно? Молчишь? Ну так даже лучше. Молчи и слушай внимательно. Может быть, тогда тебе удастся осознать всю серьезность своего положения. Тебя, Семен, ждет следствие, а затем и суд, самый гуманный и справедливый суд в мире… По обвинению в убийстве. Предварительное следствие, считай, уже закончено. У отличного парня раздроблена голова. Прутом арматуры. И на этом несчастном пруте, Семен, твои отпечатки пальцев. Представь, что тебе после этого светит. Да, ты можешь сказать, что находился в состоянии аффекта, что твоей девушке угрожали, вот, правда, в весьма завуалированной форме, и этих угроз никто, кроме тебя, не слышал… и ты, конечно, бросился ее защищать, но это ведь ничего не меняет. Убийство есть убийство.

— Никого я не бил… железной палкой. Дал один раз ногой.

— А хотя бы и так. Руки профессионального боксера давно уже приравнены к оружию, а твои замечательно тренированные ноги нельзя приравнять, что ли? Да и не в этом дело. А в том, что железный прут действительно существует. А свидетели?.. Сам посуди, Семен. Полина — лицо заинтересованное. А те парни, на которых ты напал, уже дали соответствующие показания.

— Ловко вы все… И что же, вы даже человека убили, чтобы запрятать меня в кутузку?

— Да зачем нам кого-то убивать? Кто-то где-то кого-то ударил железным прутом арматуры по голове, а дальше — дело техники. Протоколы, экспертные заключения… Да! На своих армейских друзей не рассчитывай — не помогут они тебе. Суд будет. А за умышленное убийство, Семен, светит тебе до десяти. Возможно, принимая во внимание твою репутацию и твой статус национального героя, суд и ограничится пятью, но тебя ведь это не сильно греет? Так что придется тебе повторить судьбу Стрельцова. Пять лет — самых плодотворных… Тебя просто не будет, Семен, ты перестанешь существовать как игрок, и это самое главное.

— Короче, чего вы хотите?

— А, вот уже слышу речь не мальчика, но мужа. А нужно от тебя все то же — подпись под контрактом с «Тоттенхэмом». Теперь, правда, на несколько других условиях. Считай, что на тебя наложен штраф — обещанная тебе зарплата сокращается вдвое. И в течение ближайших пяти лет ты — полная собственность этого замечательного английского клуба. Без права переходить куда-либо еще. Твое дело, как ты понимаешь, будет закрыто. Одно твое слово, и сегодня же вечером ты вместе с Полиной сядешь в самолет, летящий в Лондон. А дальше я замолкаю. И если ты не полный дебил, то поймешь, что выбора у тебя больше нет. И времени на размышления тоже.

— У меня одно условие.

— От тебя, Семен, теперь никаких условий.

— Я скажу, а вы решайте. Без этого я ничего подписывать не буду.

— Хорошо, что за условие?

— Вы должны взять в «Тоттенхэм» еще одного человека. Ильдара Тарпищева.

— Господи, кто это?

— Это мой старый друг. Вы должны с ним заключить контракт, и он тоже должен стать игроком вашей сраной команды.

— Да зачем он нам нужен? Да и зачем он нужен тебе?

— Старый друг мой, ясно же сказал. Хочу рядом иметь родственную душу. Чтобы было с кем по-русски поговорить. Да и денег хочу ему дать заработать… настоящих. Вот такое условие. Без этого ничего подписывать не стану. Но сначала вы должны вытащить меня отсюда.

— Ну, это-то пожалуйста. Только учти — если с первым глотком свободы вздумаешь заартачиться и проявить свое прежнее упрямство, тотчас же сюда вернешься.

Через час Семен получил первый глоток свободы. Двое дюжих молодцев взяли его под локти. У ворот его встречал целый кортеж: длинный черный «мерседес», «гелендваген», «тахо» сопровождения, правительственные мигалки. И Азархов…

— Ты зачем придумал этого Тарпищева? — спросил он, усаживаясь рядом. — Никакого Тарпищева не существует в природе.

— То есть как?

— А вот так. Его просто нет, и все.

— Хорош гнать, я вместе с ним учился.

— Это ты так время решил выиграть, да? Никакого Ильдара Тарпищева в армейской футбольной школе нет и не было никогда.

— Да на хрена мне врать? Зачем?

— Ни один из выпускников за последние десять лет не может вспомнить парня с таким именем и фамилией. Никто не может, кроме тебя.

— Это их проблемы. То, что вы не можете его найти, это ваша проблема.

— Семен, Семе-е-ен. У тебя чрезвычайно буйное воображение! И не надо, пожалуйста, больше глупостей. Если хочешь взять с собой кого-нибудь из своих, так и быть, — хоть Абдурахмана ибн Фазула, лишь бы он существовал в действительности. Ты, может, Полину увидеть хочешь?

— Давайте уже скорей все подпишем.

— Что-то ты неожиданно покладист.

— А чего мне еще остается делать?

Они приехали в ресторан в каком-то имперском стиле, под девятнадцатый век, с официантами в лакейских ливреях и напудренных париках. Им отвели отдельный кабинет, появился коренастый лысый человечек со стальным «кейсом» и очень ловко извлек из него довольно объемистый контракт…