Книга mASIAfucker, страница 13 – Илья Стогов

— Это я. Просто на фотографии я с волосами, а теперь бритый.

— Но ты не похож.

— Это действительно я.

— Если это ты, то что ты нервничаешь? Сейчас проедем в отделение, все выясним, установим твою личность.

О том, что после таких проверок люди в Узбекистане пропадают навсегда, я слышал. О том, что в первую же ночь после инаугурации местного президента милиционеры вывезли всех воров в законе или просто лиц, состоявших на учете в милиции, за город и расстреляли, мне тоже рассказывали. Так что от майора я предпочел откупиться.

Итог: десять метров ходьбы по ташкентскому тротуару стоили мне приблизительно десять долларов США. С такой интенсивностью всех моих денег хватит от силы на полкилометра. Вернее, даже меньше.

4

На темной площади возле закрытого ларька стоял узбек приблизительно моего возраста. У него не было одного глаза и двух пальцев на правой руке. Зато рубашка была модного оранжевого цвета.

За его спиной, возле вокзала, таксисты выкрикивали душманские названия городов: Коканд! Бухара! Фергана! Самарканд!

Я угостил парня сигаретой. Он прижал руку к груди, поклонился и сказал:

— Рахмат!

— Помоги мне. Мне нужно уехать из этого города. Докуда отсюда можно доехать? Какие города здесь рядом?

— Здесь рядом — всякие города.

— Мне нужен большой город. Маленький не нужен. Чтобы была гостиница и авиакасса. Билет на самолет покупать буду. Понимаешь?

— Понимаю.

— Фергана — большой город? Там есть кассы?

— Фергана — пиздец, маленький город!

— А Самарканд?

— Самарканд — пиздец, большой город!

Я подошел к толпе таксистов и громко крикнул: «Самарканд!» После небольшой драки среди водителей нарисовались три финалиста, готовые отвезти меня до автобуса, идущего в пиздец, большой город Самарканд.

За десятилетие без Советской власти узбеки почти совсем разучились говорить по-русски. Водители, взмахивая руками, что-то мне объясняли, а я почти ничего не понимал.

В конце концов, черный азиат с кустистыми бровями просто взял мой рюкзак, положил его в багажник своего антикварного транспортного средства, и мы поехали.

Ехать молча в Центральной Азии считалось верхом неприличия. Водитель развлекал меня светской беседой:

— У нас дороги лучше, чем в России. И питание у нас лучше, чем в России.

— Вы были в России?

— Никогда не был. А ты кушал в наших чайханах?

— Нет.

— У нас все блюда… как сказать?., для мужской силы. Попробуй.

— Зачем мне здесь мужская сила? У меня жена — за четыре тысячи километров отсюда.

— С собой возьмешь. Или здесь используешь. У нас цивилизованный город. Бары, шлюхи на каждом шагу. У нас все есть!

— Шлюхи? Русские?

— Почему? Разные. Негритянки есть. Я один раз итальяночку отодрал. Я тебе говорю: мы нормальный город.

— И местные есть? Узбечки?

— Конечно! Знаешь, какие нежные!

— В шароварах? С золотыми зубами?

— В русских платьях. Нежные. Сходи в любой клуб. Тебе понравится.

В этих краях есть клубы! Отдам два пальца на левой ноге, чтобы услышать, какая музыка играет в клубах города Ташкента!

Мы припарковались на асфальтированном пустыре. Водитель сказал, что сейчас придет. Не было его долго. Вернувшись, он сказал, что менты, суки, обложили, ходить опасно, но он договорился: автобус ждет, я могу ехать.

— Ну так пошли?

— Какое, пошли! Деньги давай! Деньги!

— В смысле?

— Я заплатил за твое место в автобусе! Если бы менты увидели, что ты платишь, тебя бы сняли с автобуса! Давай! Давай! Скорее плати! Автобус уходит! Скорее!

Я вытащил из кармана пачку узбекских денег, и водитель долго отсчитывал свою долю. Быстро пересчитывая купюры, он пополам порвал одну, но не обратил на это внимания, бросил половинки на пол и стал считать дальше.

Потом я схватил рюкзак, и мы бегом добежали до автобуса. Таксист махал руками и кричал по-узбекски.

Я заскочил внутрь, и автобус сразу же тронулся. Пассажиры выдохнули: «Аллах акбар!»

Когда-то, в предыдущей жизни, наш междугородный автобус был американским школьным автобусом. Потом из него вынули все стекла, ободрали обшивку с кресел и украсили рекламными наклейками товаров, которые никогда не продавались в этих широтах.

Белых среди пассажиров не было. Были типы в тюбетейках, выглядящие так, будто их верблюд с привязанным пулеметом едет багажом, а хозяин, прикола ради, решил попутешествовать налегке. Все курили. Когда курить надоедало, они протягивали недокуренную сигарету соседям: «Хочешь?»

Свободное место обнаружилось только в самой дальней части салона. Я сел, засунул рюкзак под сиденье, закрыл глаза.

Какое-то время я просто сидел. Потом подумал, что пошли уже вторые сутки, как я не ел, вспомнил о печенье, купленном еще в Казахстане, достал рюкзак, порылся в нем, но печенья не нашел, оно пропало, и я убрал рюкзак обратно.

В рюкзаке лежало не просто много денег. В моем рюкзаке лежало больше денег, чем было у остальных пассажиров автобуса, вместе взятых.

Было жарко. В проходе между сиденьями стояли алюминиевые бидоны с жидкой грязью. Пассажиры засасывали немного жижи в пластиковые бутылки, пили и передавали соседям.

Я еще раз закрыл глаза. Ко мне тут же подошел юноша, который сказал, что мне пора заплатить за проезд.

— Я же уже платил.

— Когда?

— Я заплатил таксисту, который меня сюда посадил. Он сказал, что заплатил за дорогу сам.

Юноша сходил к водителю, посовещался с ним, вернулся, долго говорил узбекские слова, среди которых удалось разобрать «пидораса гнойная», а потом объяснил, что таксист не отдавал им ни единого узбекского сума и поэтому мне все-таки придется заплатить.

Иногда автобус останавливался и подбирал попутчиков. Сидячих мест давно не было. Новые пассажиры оставались стоять.

На одной остановке внутрь вошли плешивый горбун, узбекская женщина с нарядной маленькой девочкой на руках и военный в форме.

Честно сказать, я устал, как собака. Я хотел спать. Но я не мог видеть стоящую надо мной женщину с ребенком. Я встал и уступил ей место. Сидевшие вокруг мужчины посмотрели на меня с интересом.

Военный подмигнул мне, показал, что, как и у всех приличных азиатов, у него имеется полный рот золотых зубов, и спросил, откуда я. Сам он — прапорщик Узбекских ВС. Уволился и едет домой. Я сказал, что рад за него.

— Тебя как зовут? А меня — Абдула-Умар. Двойное имя, понимаешь?