Онлайн книга «Жена декабриста»
|
Она даже не сумела удержать рядом с собой отца. * * * Я помню, как уходил отец — не глядя на маму, деловито, без видимой спешки, аккуратно укладывал вещи в рюкзак: на дно — тяжелое, в карман — ложку с миской. Так, чтобы не гремели. Мама позвала нас с Витькой обедать, а отец все собирался. Она сказала: — Может, поешь? — Некогда. Куда он торопился? Потом заглянул в кухню, кивнул — непонятно кому: — Все. Пока. Напишу. И ушел. Мне было тогда пять лет. Но я это помню. * * * Я вообще хорошо его помню. Такой большой, веселый, весь в снегу. Наш дом стоял в овраге. Зимой склоны оврагов превращались в настоящие высокие крутые горки — с ледяными накатами и трамплинами. Иногда по выходным отец гулял со мной и братом. Он обожал кататься на санках. И всегда выбирал санки без спинки. — Эй, команда! Налетай! — кричит он, плюхаясь животом на сиденье. Мы с восторгом устраиваемся на его огромной спине. — Ну, поехали! — отец объявляет о старте с веселой угрозой и начинает отталкиваться руками, направляя санки к обрыву. Мы тихонько поскуливаем от удовольствия, вцепляясь в его куртку, и пытаемся усесться понадежнее. Санки, достигнув критической точки, вздрагивают и ныряют носом вниз, с каждой минутой разгоняясь все больше. Отец ловко направляет их движение, отталкиваясь то руками, то ногами. Мы уже верещим в голос, и отец, заставив санки подпрыгнуть на трамплине, наконец сбрасывает нас в снег. А сам мчится ' дальше, совершая немыслимые виражи вокруг одиноких берез и продлевая санный путь до рекордной отметки — к восхищению окружающей публики. Потом мы вваливаемся домой, мокрые, с ног до головы облепленные снегом. — Это что за три поросенка явились? — с притворным недовольством спрашивает мама. — Нет, два поросенка и белый медведь! Вот я сейчас вас веником! Она начинает обметать с нас снег, мы увертываемся, а отец под сурдинку норовит сунуть ей за шиворот заготовленный снежок. — Ой! — взвизгивает мама. — Вот я тебе задам! — и шлепает веником по его плечам и спине. Он легко и весело уклоняется, потом вдруг, ловко перехватив ее руку, прижимает к себе и целует. А мы кричим: — Папа! Расскажи, как мама русалкой была. Как ты ее из реки вытащил! — Как-как? Смотрю — русалка в реке плавает! Ничья. Нырнул, за хвост уцепил, вытащил и высушил. А потом обогрел и обласкал! Мать при этом всегда заливалась краской. * * * Я представляю, как это было. Как бабушка говорит маме: — В поход? Ты с ума сошла! Ты хоть понимаешь, что это такое — спать на сырой земле? Хочешь застудить почки? И как ты будешь подмываться в лесу, ты подумала? Но мама не слушает. Она мечтает сбежать, давно мечтает сбежать от бабушки. От ее вечного крика и поучений. Куда-нибудь, хотя бы на время, где ничего этого не будет, а будут деревья, много воздуха, смелые люди. Людка говорила, там очень красиво: закаты, прозрачная вода. Если мама увидит деревья, их отражение в воде, она сразу поверит в Китеж. Мама хочет поверить. Тогда бабушка решается на последний аргумент: — Тебе — что — девушкой быть надоело? Мама сжимает губы и решает обязательно идти. * * * — Эй, Петрушка! Ты видела, как командир на тебя пялится? Людка — опытная туристка. Она полжизни проводит в лесах. А мама — новенькая. Она и еще один парень, Ваня. Они со второго курса. Остальные пятеро — старшекурсники, уже обтертые, бывалые. Девушек всего две — мама и Людка. «Командир» — отец. Он инструктор, ведет группу. Это он прозвал маму Петрушкой — за косички. В городе мама носила пучок. Но шпильки по лесным условиям оказались слишком ненадежным «крепежом», и мама стала заплетать две короткие упругие косички, торчавшие в стороны. — Ты меня слышишь? Будь начеку! Командир, если глаз положит, своего добиваться будет. Поняла? Маме не до командира. Ей вообще ни до чего. Она почти не видит обещанных Людкой красот: взгляд не имеет сил наслаждаться. Жизнь поедается физическими усилиями. Маме никогда не приходилось столько грести. Или столько идти. И тащить. У нее ноют плечи и руки. И ноги все время мокрые. А ноги должны быть сухими, иначе простудишь женские органы. Внушенный бабушкой страх вдруг оказывается навязчивым, неотступным. — Эй, там, у Петрушки! Впереди поворот! Будьте внимательны. Заходите последними. Не торопитесь! Не отставайте! Этот маршрут, он считается легким. И этот поворот реки тоже. Но Ване трудно. Мама ему почти не помогает. Даже мешает. И зачем его только посадили с мамой? — Будешь плыть аккуратнее, когда с тобой пассажир. А так, с непривычки, лихачить начнешь! — Ну, ты психолог, командир! — язвит Людка. — И где тебя таким премудростям учили? — На бороде! — Оно и видно! Ваня не лихачит. Он старается быть аккуратным. Но не может все время контролировать маму. И на этом дурацком повороте мама умудряется зацепиться веслом за корягу. Ваня не видит. Он только чувствует, что лодка отказывается подчиняться. Они застряли. Остальные уже далеко впереди, причалили к берегу. — Давай, давай! — кричит командир. Ваня «дает» как-то неправильно — и мир переворачивается вверх ногами, становится холодным и мокрым. Мама перестает соображать. Ваня зацепился за лодку, а ее сильно отбросило в сторону. Она еще худо-бедно удерживается на поверхности, но река швыряет ей в лицо пригоршни воды, и она хлебает, хлебает. Может, она уже тонет? — Мужики, ловите лодку! Отец бежит по берегу, на ходу сбрасывая сапоги, и прыгает в воду. Он хорошо плавает, мой будущий отец, — так же хорошо, как катается на санках. Мама чувствует рывок за ворот и короткий приказ: — Дыши! Она со звуком втягивает в легкие воздух. — А теперь греби! Шевели руками! Шевели, говорю! Помогай! Отец тянет ее к берегу, стараясь удерживать лицо над водой. На берегу их уже ждут: три пары рук помогают отцу с его ношей выбраться из реки. — Парень в порядке? — коротко спрашивает отец, аккуратно усаживая маму на землю. — В порядке. Поплевал маленько — и все. А Петрушка? — Нормально, — отец вертит мамино лицо из стороны в сторону. — Нормально. Ставим лагерь. — Помочь? — Сам справлюсь. — И хочет взять маму на руки. — Пусти, я пойду! — Ну, давай. Осторожненько. Испугалась? Мама молча кивает. |