Онлайн книга «Легенда об Ураульфе, или Три части Белого»
|
Ворот у крепости не было. Их заложили после раскола — когда народ Казодака утратил свое единство. Те, кто остался верен Древу Начала Времен, устроили крепость так, что попасть на Вершину без крыльев было уже невозможно. Тейрук приказал разведчикам отдыхать и привычным движением снял узду с пауклака. Тот уселся на землю и стал вылизывать лапы. Три затменья назад никто не мог и помыслить, что Живущие близко к Небу будут ездить на пауклаках. Конечно, вершинные звери непохожи на мерзких тварей из ущелий срединных гор. Их жвалы спрятаны в шерсти, а спины покрыты мехом — бархатистым, с длинными прядями. Отец Тейрука недаром выискивал в норах детенышей, придирчиво отбирал, выкармливал молоком кудрявой горной козы. Но ездить на пауклаках научились макабреды. Это макабреды обнаружили их, когда спустились в пещеры, — подслеповатых, слюнявых, пожирающих все, что придется (падаль, слизней, друг друга), и не смутились их отвратительным видом. Они очень скоро поняли: для пауклаков нет неприступных скал и ущелий. Их длинные цепкие пальцы с когтями в виде крючков способны цепляться за камни, впиваться в мелкие трещины. Их клейкая бородавка, расположенная на брюхе, позволяет подолгу висеть на гладком отвесном склоне. И еще они могут прыгать — на короткие расстояния — сверху вниз, обнаружив жертву. Пауклаки видели плохо. Но отличались способностью угадывать все живое по еле заметному запаху, по колебаниям воздуха. И макабреды научили их охотиться на людей. Макабреды всегда появлялись на пауклаках. И люди Вершины смеялись: пауклаки им — вместо крыльев. Но теперь и у самого Неба живут бескрылые люди. Летал один Нариан… Жрец Вершинного Древа уже увидел Тейрука и поспешил навстречу: — Ничего? — Ничего, карун. Мы облазили все ущелья. Никаких следов Нариана. Даридан печально кивнул: он и не ждал другого. Тейрук нахмурился: жрец так легко расстается с надеждой? — Карун Даридан считает, что мы его не найдем? Даридан ответил — но не Тейруку, а собственным мыслям: — Нужно сказать Дарилле. Тейрук опустил глаза: нет, он не сможет. — Хорошо. Я сделаю это сам. — Даридан повернулся, чтобы уйти. — Карун! Подождите! Что вы скажете ей? — Скажу, что князя горы больше не надо ждать. Подойдет — и скажет? Так просто? — Но каруни захочет знать, как погиб Нариан. Кто убил ее мужа. — Надеюсь, что не захочет. К тому же мы не знаем, кто убил Нариана. Тейрук хотел возразить, но Даридан не позволил: — Лишнее знание не облегчит ее горя. А княгиня очень слаба, и так страдает сверх меры. Ты же не хочешь доставить ей лишнюю боль? Тейрук не успел ответить: он увидел Тахира. Помощник жреца задыхался от быстрого бега: — Карун Даридан, скорей! Боюсь, каруни умрет! * * * Дарилла лежала внутри приствольного круга и сквозь голые ветви смотрела на Небо. Жрец приказал не заносить ее в дом: свет — единственное, что немного могло облегчить Дарилле страдания, хотя она и дрожала от утреннего тумана. Даридан опустился возле нее на землю: — Так дальше нельзя, каруни. — Мой муж еще не вернулся? — Дарилла едва шевелила губами. — Каруни, надежда иссякла. Больше ждать невозможно. У тебя в груди воет Ветер, как в глубокой пещере. Он выдувает жизнь. Послушай меня, Дарилла. — Даридан решился на вольность и взял ее за руку. — Я знаю, чем был для тебя Нариан, и не стану искать слова утешения. Но то, что ты носишь внутри, важнее женского горя. Я пошлю Тахира за птичкой. Неподалеку отсюда гнездятся горные ласточки. Это, конечно, не то, что искал для тебя Нариан. Но лучше, чем ничего. Дарилла прикрыла глаза, и Даридан посчитал это знаком согласия. Тахир почти сразу исчез. Даридан потеплее укутал Дариллу и вежливо отошел: жрецу не пристало навязывать свое внимание женщине. * * * Ей не дают умереть, хотя Нариан не вернулся. А она соглашалась жить только ради него. Только ради него терпела эти мучения. Нариан говорил: не печалься! Птенчик с розовой грудкой очень похож на жар-птичку. Он не может светиться, но красиво поет. Малиновка или зарянка послужат тебе вместо сердца! Но зарянке Дариллы отводился короткий срок. В ущельях срединных гор, где обитали макабреды, происходило дурное. И оттуда порой поднимались тяжелые испарения. Когда такие туманы достигали вершины, Дарилла заболевала. Ей было трудно дышать и не хватало света. Зарянка ее трепетала, больно билась в груди, а потом умирала. И Нариан опять отправлялся на поиски птички — в Леса у подножия гор. Спускаться с горы в долину было очень опасно. Но князю не смели перечить. Даже жрец Даридан. Даже сама Дарилла. А Нариан смеялся: «Ты забыла, что я крылатый? Или ты напрасно посеребрила мне крылья? Лучше думай о сыне: как он поднимется в воздух. Знаешь, как он полетит? Как никто не летал!» Дарилла снова с трудом разлепила тяжелые веки и посмотрела на Небо. * * * — Каруни, вот! Посмотри! — Тахир уже возвратился. В ладонях его, как в гнезде, сидел испуганный птенчик. Ветер в груди Дариллы затянул тоскливую песню: до сих пор она принимала птичку только из рук Нариана. — Возьми, каруни! Возьми. Это тебе поможет. Значит, ей снова придется воспротивиться смерти? — Ну вот! — Тахир облегченно вздохнул и ласково улыбнулся. — Так-то лучше, каруни! Твои щеки порозовели. — Помоги мне подняться. Дарилла с трудом присела и прижалась спиной к стволу. Да. Наверное, сын Нариана важнее ее печали. Важнее для тех немногих, кто — несмотря ни на что — живет у самого Неба. Кто верит, что сын Нариана непременно взлетит. * * * — Древо все еще спит? Никаких следов пробуждения? Каждый день Дарилла обходит вокруг ствола и касается пальцами его гладкой коры. Но уснувшее Древо не шевелит ветвями. Может, оно забыло, как набухают почки? Даридан покачал головой: — Видно, ему не хочется расставаться со снами. Что оно здесь увидит? Мы стали слишком несчастны. — Да, но ты говорил, союз серебра и бронзы — это большая радость. Это дает надежду. — Каруни часто страдает. Мы за нее боимся. — Даридан вдруг понял, что голос его звучит непростительно нежно, и теперь говорил, делая длинные паузы, подбирая слова. — Но тот, кто должен родиться, — мы все его ждем, каруни. — Ты думаешь, он взлетит? — Непременно взлетит. Если получит крылья. — Но Вершинное Древо… Оно не слышит меня. Вдруг оно не проснется? |