Онлайн книга «Сжечь сарай»
|
Когда мы докурили, она сказала, что хочет спать. Три банки пива, сверху конопля плюс недосып – тут и впрямь быстро уснешь. Я отвел ее на второй этаж в спальню. Быстро раздевшись до трусиков, она натянула одолженную у меня майку, нырнула в постель и уже через пять секунд засопела. Я спустился вниз, покачивая головой. Сидя в гостиной на диване, ее любовник уже готовил второй косяк. Крепкий парень. По правде говоря, мне сейчас хотелось нырнуть в постель рядом с нею и тоже уснуть крепким сном. Но это было бы не по-хозяйски. Мы закурили. Продолжали играть вальсы Штрауса. Почему-то вспомнился спектакль на смотре самодеятельности в начальной школе. Я играл тогда роль дядьки из перчаточной лавки. К перчаточнику приходит лисенок купить перчатки. Но денег лисенку не хватает. – Тогда ты не сможешь купить перчатки, – говорю я. (Такая отрицательная у меня была роль.) – Дяденька! Но маме так холодно, что шкурка на лапках трескается, – упрашивает лисенок. – Нет, не годится! Накопи денег и приходи снова. Тогда… – Иногда жгу сараи, – сказал он. – Прошу прощения?.. – Я слушал несколько рассеянно и решил, что лучше переспросить. – Иногда жгу сараи! – повторил он. – Я посмотрел на него. Он обводил ногтем контур зажигалки. Затем глубоко затянулся, подержал дым секунд десять и потихоньку выдохнул. Дым выплывал из его рта наружу совсем как эманация медиума у спиритов. Он передал мне косяк, проговорив: – Хорошая все-таки штука. Я кивнул. – Эту привезли из Индии. Я выбирал лучшего качества. Когда куришь ее, вспоминаются всякие странные эпизоды вместе с цветом и запахом. Вот такая вещь. При этом память… – он несколько раз прищелкнул пальцами, выдерживая небольшие паузы, – …совершенно изменяется. Вы так не думаете? Я согласился и тут же вспомнил суматоху на сцене во время спектакля, запах краски, картонные декорации… – Хотелось бы услышать о сараях, – сказал я. Он посмотрел на меня, и на его лице по-прежнему отсутствовало какое-либо выражение. – Можно начинать? – Конечно, – ответил я. – Все очень просто: разбрызгиваю бензин, подношу горящую спичку, воспламенение, и на этом – конец. Не проходит и пятнадцати минут, как огонь спадает. – И что дальше? – спросил я и закрыл рот, не в состоянии найти следующей подходящей фразы. – Почему ты жжешь сараи? – Что, странно? – Не знаю. Ты жжешь. Я не жгу. И между тем и другим есть определенное различие. По мне, чем говорить, странно это или нет, прежде хочется выяснить это различие. Для нас обоих. К тому же ты первый завел об этом разговор. – Да, это так. Кстати, а у вас есть пластинки Рави Шанкара? Я ответил, что нет. Он некоторое время пребывал в рассеянности. – Обычно сжигаю один сарай в два месяца, – сказал он и опять щелкнул пальцами. – Мне кажется, такой темп в самый раз. Несомненно, для меня. Я неопределенно махнул головой. Темп? – Значит, ты жжешь свои сараи? Он обалдело посмотрел на меня. – С чего это я должен жечь свои сараи? И почему вы думаете, что у меня их должно быть много? – То есть, – уточнил я, – это чужие сараи? – Ну да! Конечно! Поэтому… одним словом, это преступление. То же самое, что мы сейчас с вами курим здесь коноплю. Отчетливо выраженное преступление. Я молча сидел, поставив локоть на ручку кресла. – Это значит, что я без спроса поджигаю чужие сараи. Правда, выбираю такие, от которых не возникло бы большого пожара. Я не собираюсь устраивать пожары, просто хочется сжигать сараи. Я кивнул и затушил косяк. – А если поймают, проблем не возникнет? Во всяком случае, за поджог могут и срок дать. – Не поймают, – беспечно отмахнулся он. – Я обливаю бензином, чиркаю спичкой и сразу же убегаю. Затем наслаждаюсь, глядя издалека в бинокль. Не поймают. Потому что полиция не станет суетиться из-за какой-то одной сараюшки. – К тому же никому и в голову не взбредет, что респектабельный молодой человек на иномарке будет заниматься поджогами сараев? – Вот именно, – слегка улыбнулся он. – А она? Тоже знает об этом? – Она ничего не знает. О таких вещах я не говорю никому. – Почему тогда мне рассказал? Он приподнял левую руку и еле слышно поскреб пальцами по щетине. – Вы пишете повести. К тому же должны хорошо разбираться в мотивах человеческих поступков. Мне кажется, писатели… одним словом, прежде чем оценивать вещи и поступки, наслаждаются ими в первозданном виде. Потому и рассказал. Я на некоторое время задумался над его словами. Резонно… – Ты, наверное, имеешь в виду первоклассных писателей? – спросил я. Он ухмыльнулся. – Может, это выглядит странно. – Он вытянул перед собой руки и сцепил пальцы в замок. – В мире огромное количество сараев, и мне кажется – все они ждут, когда я их сожгу. Будь то одинокий сарай на берегу моря или посреди поля. Попросту говоря, любому сараю достаточно пятнадцати минут, чтобы красиво сгореть. Как будто его и не было в помине. Никто и горевать не станет. Просто – пшик, и сарай исчезает. – Так ты сам решаешь, нужен он или нет? – я ничего не решаю. Просто наблюдаю. Как дождь… Дождь идет. Река переполняется водой. Что-то сносится течением. Дождь что-нибудь решает? Ничего! Я верю в такую вещь, как нравственность. Люди не могут без нее жить. Я думаю, нравственность – это одновременное существование. – Одновременное существование? – Короче говоря, я нахожусь здесь и нахожусь там. Я нахожусь в Токио, и я же одновременно нахожусь в Тунисе. Я же упрекаю, я же и прощаю. Что еще имеется помимо этого? Вот те на… – Я считаю, это несколько крайнее мнение. В конце концов, оно строится на основе предположения. Говоря строго, если использовать только отдельное понятие «одновременность» – возникнет лишь сплошная неопределенность. – Понимаю. Просто я хочу выразить свое настроение в качестве настроения. Но… давайте закончим этот разговор. Я всю свою молчаливость сполна выговариваю, пропустив несколько стаканов спиртного. – Пиво будешь? – Спасибо, не откажусь. Я принес с кухни шесть банок, а к ним – сыр камамбер. Мы выпили по три, закусывая сыром. – Когда ты в последний раз сжег сарай? – поинтересовался я. – Сейчас вспомню… – Он задумался, слегка сжав опустевшую банку. – Летом… в конце августа. |