Книга Вид с больничной койки, страница 101 – Николай Плахотный

Марина Петровна хотела крепко-крепко обнять и облобызать душевную простушку, — руки оказались заняты. Одной удерживала котеночка на груди, в другой была дорожная сумка. В этой позиции постояли целую минуту или больше.

— Ладно, я пошла, — с усилием проговорила Шумилова не своим голосом.

Алиса открыла лицо. Было оно зареванное, перепачканное помадой, тушью.

— Успокойся, моя хорошая. У меня же и в мыслях ничего такого не было.

— Да вы же и дороги-то на станцию не знаете, — сквозь слезы молвила Алиса. — Значит так… Во-он за липою есть отворот, старый проселок. За полчасика к железке приведет.

Снова послышался знакомый звук мотора.

— Бензовоз катит… за вами.

Не вылезая наружу, хозяин авто произнес через губу:

— Кому на станцию, прошу в кабину.

— Тебе повезло, — вякнула Алиса и слегка подтолкнула соперницу.

За все время поездки водитель и пассажир ни словом не обмолвились. Каждый думал о своем.

Было у Шумиловой намерение: забежать к Эльте Казимировне, забрать контейнер. Мысленно рукой махнула, не хотелось унижаться перед манерной особой. Даже не глянула в ту сторону.

В нарушение правил Васята вырулил на привокзальпую площадь, остановил бензовоз впритык со ступеньками железнодорожной кассы.

Пока Шумилова боролась с неподатливой дверцей кабины, Чубайс не спеша достал из бардачка изящную записную книжку, а также авторучку с забавным брелком:

— Аркадий Алексеич просил, чтобы вы собственноручно зафиксировали свой адресок, — перышко острием нацелилось на чистую страничку.

Наконец в замке щелкнуло, дверца распахнулась. За это время у Марины Петровны созрел план.

— Я потом сама скажу… при встрече.

Легко и непринужденно спрыгнула с подножки. Сделала плавное движение рукой, произнесла легкомысленное «Чао!».

Уже в электричке дала волю слезам, благо вокруг не было ни единой души.

В Голицыно в вагон вошли с десяток человек. В их числе оказался совершенно бесподобный… Старик — не старик, уже достаточно пожилой мужчина с пушистой окладистой бородой и удивительно чистым, ясным взором.

Дальше произошло странное. Благообразный господин прямиком, безостановочно направился в тот отсек, где сидела Шумилова. Поприветствовал соседку кивком, сел напротив. Марина Петровна подумала, что пришелец полезет с глупыми вопросами. Он же будто малое дитя прильнул к окну: безотрывно следил за тем, что мелькало за стеклом.

Оторвавшись от окна, озабоченно спросил:

— Не змею ли на груди дама отогревает?

— Вы что! Как можно!

— В Европе это нынче модно.

— Вечно они что-то там выдумывают, — откликнулась Шумилова, поежившись, как от озноба.

— Это древняя египетская забава. Со змейкой не расставалась царица Клеопатра. От ее яда бедияжка и скончалась.

Марина Петровна машинально приоткрыла борт куртки.

— Котеночек! Прелесть какая, — воскликнул незнакомец.

— Кошечка, — почти пропела Марина Петровна и приподняла край косынки, как это обычно делают молодые мамы, демонстрируя на прогулке личико своего первенца. — Вот мы какие!

Малышка, видимо, почувствовала важность момента. Навострила ушки, приоткрыла бирюзовые глазки. В вагоне светлее стало. С озабоченного лица соседа тень сошла, стал похож на слободского паренька.

С озорства Марина Петровна молвила:

— Случаем вы не омский?

Тот смешно осклабился:

— Мы пскопские.

Впервые слышала она о такой местности. Дедуля охотно пояснил: когда-то так называли себя коренные псковичи. Опять же и имя его было под стать: Самарий Кириллович. Оказалось, он уроженец России, детство и вся последующая жизнь в Швейцарии прошли. По сей день полноправный гражданин той страны. В подтверждение вынул из барсетки отличной кожи бумажник, достал визитную карточку. На тисненом шелковистом картоне латинскими буквами было напечатано: Карпофф, барон. Чуть пониже значился адрес: кантон Сант-Галаген, улица и номер дома. Первая мысль: прикол? Розыгрыш? Едва в голос не рассмеялась. Возвращая голубенький квиточек, одеревенелым голосом промямлила:

— До чего интересно.

— Пусть у вас будет. Возможно, сгодится.

В этой обстановке старик был немного смешон… Смахивал на гуляку, оказавшегося среди будничной публики после маскарада: в карнавальном костюме и маске. При этом держался совершенно просто, не прилагая никаких усилий (игры!). Шумилова поймала себя на мысли: от соотечественника исходило не показное — вполне естественное — благородство… Чувствовалась, конечно, порода.

В его речи не было чужеродных слов, пауз и акцента. Безо всякой рисовки барон продолжал:

— Может, на огонек нагрянете или позвоните… Милости прошу, в любое время дня и ночи.

Можно было подумать, они жили в пределах Садового кольца: он на Спиридоновке, она на Маросейке.

Оказалось, разделяет их существенное пространство:

— Вилла моя стоит всего в сотне метров от Баденского озера. Родители там осели еще в тридцать четвертом году. Жизнь моя пролетела как одна минутка… На склоне лет понял: пора возвращаться на землю предков.

— Россия велика, всем места хватит. Надо только найти свой уголок.

— Как точно изволили выразиться! — воскликнул сосед, теперь уже с иностранным акцентом. После паузы продолжал: — Но есть одна… Как это по-русски? — запятая… Нет-нет! Закорючка… Опять не то. О, правильно так: за-ко-вы-ка… К сожалению, стал немного забывать родной язык. Хотя в родительском доме все исключительно на русском общались. Внуки же…

«Будьте внимательны. Следующая остановка — «Одинцово»!» — раздался в динамике хриплый дикторский голос.

— Тут именно я и схожу… Оставляю вас, — с грустной улыбкой произнес иностранец-чудак.

— Понятненько, — сорвалось у нее с языка недавно прицепившееся ходовое московское словечко. — Ну а заковыка-то все же в чем? — прибавила с нескрываемым интересом.

— Пардон, забываться стал, — молвил швейцарский подданный и для вящей убедительности постучал себя по темечку. — Действительно родился я на Псковщине, а в Подмосковье, точнее в Марфино, прибыл сейчас в разведку. Там родовое имение дрожайшей моей тетушки. Она была внучатой племянницей графа Панина… Может, помните, в восемнадцатом веке был такой знатный царедворец.

Шумилова обалдела: с каким человеком познакомилась! Правда, смущал его вид. Барон смахивал на бродяжку. Затасканная ветровка на плечах, изрядно потертые джинсы, скособоченные кроссовки. В довершение всего — всклокоченная борода. Зато душу грела визитная карточка, не выпускала ее из рук. Ну и в довершение всего завораживал массивный перстень с дорогим камушком, вроде как тигровый глаз.