Книга Серп демонов и молот ведьм, страница 8 – Владимир Шибаев

Теперь из глаз девочки, которая, восемнадцатилетняя оболтусиха, всегда останется для мамы шестилетней крохой, в свою очередь вырвались две злые короткие слезы.

– Я ушла, – сказала девчонка спокойно. – Ночевать иногда прихожу, потому что этот… бородатый зверь гонит. Других гладит… Я ушла. Иначе, – повысила дочка голос, – буду, как железный кусок торпедоносца или тральщика, без души и мозгов, отдавать честь по команде, совесть по разнарядке, а любовь, как дневальный картошку, распоряжением старшего по званию. Кто попогонистей, тому побольше. Как ты. Или возьмусь с утра до ночи тискать газетки, закрываясь ими от звериной жизни. Или совсем упаду годика через два в белой горячке, обнимая стеклянных человечков и зеленых собачек.

– Мне стыдно, – тихо сказала мать. – Но я себя уже не знаю, потерялась. А тебе не совестно, молодой, так жить?

– Мама, – честно ответила дочь, – когда все время совестно и стыдно – надоедает. Стыд, как лед в жару, тает и тает. Я тоже скалка… черт… скакалка. Мне с той безбашенной кодлой, где я пропадаю… и пропаду… веселее. Я устала стыдиться. Я там такой же кусок общего тела, орган. Вонючей общей кучи малы. Ноготь или мизинец. Или пупок. А вы давайте собачьтесь и дальше. Смотреть на вас больше не могу. Хоть и, само собой, люблю.

– Так ты совсем не хочешь по-человечески жить? – спросила Альбинка, уже не сдерживаясь. – Не как мы. Сама, как человек.

– Не хочу, – вяло оклеила Элька. – На кого ни глянешь, кто по-человечески, все какая-то марля с тухлыми мухами, тянучка высохшей дохлой кошечки-любви. Заначки, обманы, побочные дети, курортные выкидыши. Хочу пусть не долго, но ярко, но окунуться с головой. В девятый вал, – подняла глаза недавняя школьница.

– Ты! Ты! – вскочила Альбинка, сжав кулаки. – Ярко я, посмотри на меня. Где я, мечтальница.

– Не нашла своего дурака, – безразлично и, кажется, гадливо гукнула дочь в сторону, в стену.

Альбина опять тут рухнула в кресло, закрыла лицо руками и поняла – «проиграла».

– Ты отца совсем не отталкивай, – тихо попросила мать. – Он слабый зверь, копытный. Упадешь в яму, он за тобой.

Дочь помолчала. Потом сообщила:

– Жили вы жили, деток накрошили. А друг дружку ни капли не знаете. Будто чужие лопухи из соседних дворов.

Альбина подняла на Элю глаза:

– Элечка, ты ведь цветочек еще. Мой цветочек, лопушок.

Тут-то цветочек встал и удалился из квартиры. А Альбинка заорала:

– Дрянь, отравная поганка. Исчадье своего недородка папульки… Безбашенная упрямая ослица… Зеленая Чебурашка!

И поэтому во время последнего визита благоверного Альбиночка повторила вчера бывшему пожирателю ее несостоявшихся надежд:

– Иди и ты. Туда, где вы все. Такие добрые. На работу меня посылает.

– Работать, – сипло произнесла красивая женщина, сползла с кухонного табурета, нацедила, громыхнув пустым чайником, воды из крана и, давясь, выпила. – Работать!

Она готова. Она хочет работать. Но куда ее возьмут? Убирать подъезды – страшный конкурс татарок и таджичек, способных до поры до времени за гроши часами возиться в чужих отбросах. Таскать газеты в тачке – у нее трясутся руки и немеет от усилий левая ступня. В свое время бросила молодая восторженная невеста языковой институт, куда и так еле впихнул ее, через жену начальника, «адмирал». Архивариусы, библиографы, документооборот – господи, какая нудная белиберда. Хотя теперь-то, недавно, вывалила из отцовского шкафа книги и папки, и протирала, и расставляла в стройные, будто салютующие ей ряды по корешкам, гусары к гусарам, уланы к кирасирам. Выпив перед этим всего полбокала. Все ей, Альбине, по рукам, женщине с непотухшей красотой.

А все потому, что нет любви. Ау, любовь, где Вы? Год или два, и без нее молодая красавица превращается в половую тряпку, рассыпаются шуршащей крупой надежды юной студентки, и череда дней стряхивается, как нитка бус, и они закатываются за диван, за ковер или в пыльный угол, где их уже ждут запасливые хлопотливые чертяшки. А красота?

Женщина Альбинка запахнула потуже халат и, пошатываясь, отправилась опять к недобитому трюмо и опустилась на пуфик. Из зеркала на нее ощерилась жуткая мужская рожа.

– А! А-аа! – низким тоном завопила хозяйка, прижав кулачки к ушам. – А!

– Не ори, чего орешь? – спросил жуткий хриплый голос из зеркала, из рта рожи.

– Ты! – заорала красавица, сорвала с трюмо подвернувшуюся вязальную спицу и собралась вонзить в глаз зеркалу. – Ты-ы!

– Чего орать, – повторил зеркальный мужик. Альбинка резко обернулась и вскочила, спица хищно дрожала в ее руке. – Эй! – сказал бандюга, отступая на шаг. – У тебя протечка. Весь низ залило.

– Убью, глаз проткну. Насквозь, – пообещала Альбинка тихо. – У меня отец «адмирал», скоро придет. Сроком не отмажешься, в тюрьме сгниешь.

Мужик потоптался секунду, опять чуть отступил.

– Дверь-то оставила открытую для кого?

– Что?

– Дверь, говорю, открытая, вот и вошел.

– Вот и выходи, как вошел. Я когда ору, на весь подъезд слышно.

– А ты не ори, – посоветовал мужик, – меньше воды с тебя выйдет.

– Убью, если врешь.

– Да ладно, – миролюбиво согласился мужик, – могу и уйти. Мне чего. – А сам подумал: «Удушить бы тебя, дура, подушкой. А после с балкона скинуть, как куклу Мальвину».

– Ты кто? – округлила глаза Альбинка.

– Мы слесаря. Течет от вас, вот и вызов. А то мне больно надо глазом рисковать.

– Иди в ванную, – велела хозяйка. – А я проверю, что ты за слесарь.

Осторожно она проследовала за коренастым опасным мужиком небольшого флотского роста, по-слесарски облаченным с грязноватую робу. Ванна стояла по уши в воде, это дура хозяйка бросила замачивать белье и все забыла.

– Протекло, – деловито сообщил слесарь, перекрывая и спуская воду, шлепая в кедах по болоту. – Оплатишь соседям по полной. Подмывать то будешь?

– Да пошли вы, – вяло промямлила дочь «адмирала», уперлась на кухню и там, сев на стул, тихо заплакала, прислушиваясь, как мужик в ванной возит какой-то тряпкой и сливает воду. Через время мужик сунулся на кухню и нерешительно спросил, слушая, как хозяйка хлюпает носом:

– Оплатишь, что ли? Или акт составляю.

– Военморы вас, гадов, грудью защищали, – выдохнула Альбинка, – а вы – акт. Звери. Выпить чего-нибудь есть?

– Конечно. Сейчас! – слесарь мастеровито оглядел кухню и уселся на стул напротив Альбинушки. – Может, чайку? Со сладким.

– Конечно, сейчас, – злобно отозвалась хозяйка.

Но встала, прошлась по захламленному пространству, оглядывая все удивленно. И тут увидела пакет, оставленный «мужем». Там лежали хлеб, сухая колбаса, сардины, что-то еще, сок. Альбинка стащила в мойку грязь со стола и выложила жратву. Шлепнула на плиту кипятиться чайник и вновь уселась.