
Онлайн книга «Свое счастье»
— Работает. Чувствуется известная напряженность. — Это неизбежно. Благодарю вас, вы очень четко работали в мое отсутствие. — Как мог, — скромно наклонил голову Толбин. Вошел Нешатов. Фабрицкий обратился к нему сдержанно-официальным тоном: — Юрий Иванович, прошу вас зайти ко мне для делового разговора. …В кабинетике Фабрицкого Нешатов закурил. — Разболтались вы тут без меня, — заметил Фабрицкий. — Так и быть, разрешаю курить, хотя вы и не спрашивали. — Возомнил о себе, будучи в роли главного подозреваемого. Наглость — в характере анонимщика. Что-то новое в нем было, неожиданное. Видно было, что человек твердо стоит на ногах. — Ну как? — спросил Фабрицкий. — Дали ваши наблюдения какой-то материал? Есть соображения по поводу авторства? — Кое-какие есть, но пока без твердых доказательств. — У меня тоже есть соображения, и даже определенные. Давайте поделимся ими. — Я бы не хотел пока называть имен. — И не надо. Сделаем так: я напишу первую букву фамилии, вы — последнюю и покажем друг другу. Интересно, совпадут ли наши оценки. Оба написали по букве. — Так? — спросил Фабрицкий. — Видите, наши оценки совпали. Это хороший аргумент в пользу их справедливости. — Но еще не доказательство. — Будут и доказательства. Не все сразу. Привет! Фабрицкий сел в Голубой Пегас и поехал в милицию. Капитан Буков принял его более чем сдержанно: — Да, приходила ваша супруга, жаловалась на хулиганские звонки. Мы сделали, что в нашей власти. Вызвали, внушили. Больше не беспокоят? — Нет. — Чего же вы хотите? — Официальную справку о номере телефона, с которого были звонки, и о фамилии владельца. — Э нет, такой справки мы дать не можем. Я вообще напрасно поделился с вашей супругой насчет номера. Вижу, дамочка волнуется, пожалел и ляпнул чего не надо. Звонки прекратились? Лады. Вот и все, будьте довольны. Мы свое дело сделали. Фабрицкий покинул отделение милиции с досадным чувством. Все-таки насколько легче иметь дело с женщинами… Следующий его визит был к прокурору. Близкий знакомый близкого знакомого, он принял Александра Марковича очень сердечно, очень внимательно. Пока Фабрицкий рассказывал, прокурор что-то записывал в своем блокноте и рисовал ветвящиеся схемы. Людей он обозначал кружками, их взаимоотношения — стрелками. Когда Фабрицкий кончил, заговорил прокурор. — То, что вы мне рассказали, Александр Маркович, очень прискорбно, но очень обыкновенно. Вы себе не можете представить, насколько обыкновенно! Преступлением в строгом смысле слова это не является. Прокуратура не может распылять свое внимание на такие мелочи. Если б она ими занималась, у нее не хватало бы времени на другие дела, более важные. В нашем масштабе ваше дело — песчинка. Подумаешь, анонимки! Весь ваш анонимщик не стоит минуты внимания. По возможности забудьте о нем. Учтите, нервные клетки не восстанавливаются. Построчит-построчит и перестанет. Ей-богу, это мой самый сердечный, дружеский совет. — Сколько я понял, дело для вас мелко? — Так точно, — кивнул прокурор. — А если бы дело шло об убийстве, вы бы им занялись? — Обязательно. Фабрицкий усмехнулся не без ехидства: — Значит, когда убивают одного человека, это вас интересует. А когда убивают коллектив, когда люди лишаются работоспособности, подозревают друг друга, все идет вразброд — это вас не касается? — Ну, не преувеличивайте. Пока еще никто не убит. — Если расхищается социалистическая собственность, — гнул свое Фабрицкий, — вы готовы рассматривать дело? А когда разбазаривается рабочее время, зря тратится на никому не нужные отписки? Когда люди не могут работать в полную силу? Это вас не касается? — Вы были бы прекрасным прокурором. — Я вполне доволен своей специальностью. Так что вы мне скажете? — Один из многих парадоксов жизни: вина есть, но привлечь по ней невозможно. В принципе такими делами, вроде квартирных склок, должна заниматься милиция. Только вряд ли она захочет. У нее своих насущных дел выше головы. — Но ведь я знаю, кто это писал! Вы меня как будто слушали внимательно. Факт управления содержанием анонимок… Появление в них информации, известной только подозреваемому… — Все это не доказательства. С юридической точки зрения — нет. — Наконец, хулиганские ночные звонки! Удалось же засечь три случая, когда они исходили с того телефона! — Это, конечно, факты. Они могут быть доказательствами, но чего? Даже если неопровержимо выяснится, что подозреваемый звонил вашей жене три раза ночью, это никакого отношения к авторству анонимок не имеет. Мало ли как он может объяснить эти звонки? Набрал один номер, ошибся, по привычке набрал этот. Попробуй докажи, что он врет. — А тот факт, что после вызова ответственного за телефон звонки начисто прекратились? — Тоже ничего не доказывает. Юридической силы не имеет. А самое главное — все дело со звонками не стоит выеденного яйца. Допустим даже, в самом благоприятном случае вам удастся доказать, что этот «икс» (зря вы не сообщили мне его фамилию, но это — ваше дело!) звонил несколько раз вашей жене ночью. Ну и что? Поступок квалифицируется как мелкое хулиганство. Штраф, а скорее всего даже не штраф, а общественное порицание. Вам-то какой от этого прок? А времени вы потратите уйму. Куда больше, чем отвечая на анонимки. Так что не советую, дорогой Александр Маркович, заниматься этим делом в юридическом плане. Как говорится в моем любимом романе «Баскервильская собака»: «Если вам дороги ваша жизнь и ваш разум, старайтесь держаться подальше от болота». — Это вы так лестно характеризуете свои юридические органы? — Только неофициально. — Значит, окончательный вывод: бросить? — Бросьте. Если у вас будут новые данные, более доказательные, — другое дело. Приходите. Буду рад вас выслушать. Фабрицкий и прокурор расстались друзьями, хотя и не до конца довольными друг другом. Снова Голубой Пегас — на этот раз за город, в санаторий, где долечивался Ган. Тот был в пестрой заграничной пижаме, немного осунувшийся, но на вид здоровый. — Борис Михайлович, рад вас видеть, и как будто в полном здравии! Как вы себя чувствуете? — Хорошо. На днях выписываюсь. Какие новости в институте? — Ничего особенного. Делаем дисплей. Нешатов творит чудеса. Я только сегодня прилетел, как Чацкий, с корабля на бал, но с воздушного корабля, лайнера. И сразу же окунулся по уши в помои. |