Книга Благословенное дитя, страница 30 – Лин Ульман

А потом она начала читать уведомление, найденное в рюкзаке у Юлии.

— Все это лишь для вида, — сказала Тува Гран. — Надо дать ему понять, что мы не хотим, чтобы он мучил наших детей.

— Он не мучает наших детей, — ответила Лаура, посмотрев на Юлию, которая помогала младшему брату лепить большой снежный ком.

— Поди знай, что он еще может натворить, — тихо сказала Тува Гран. — Я много чего наслушалась. Мои дочери говорят, что он мерзкий. Лаура, что значит — мерзкий? Почему они так его называют?

— Не знаю, — ответила Лаура.

— А еще они говорят, что он зазывал их к себе домой. Что они забыли у него дома? Дженни Осмундсен — Лаура, ей всего-то четыре года! — рассказала им, как он подарил ей браслет и показывал на свою мошонку!

— Дети чего только не наболтают, — сказала Лаура.

— А зачем им врать? — сказала Тува Гран. Голос ее дрожал. — Я ни о чем их не спрашивала, они сами рассказали. Так и сказали: он дал Дженни Осмундсен браслет и показал на штаны. Если точнее, на пипиську. И что, нам надо с этим смириться? Так, по-твоему?

— Нет, конечно, — ответила Лаура. — Но мне кажется, Паап не… по-моему, он просто одинокий старик.

— Такое поведение в любом случае ненормально, — перебила ее Тува Гран. — Чтобы взрослый человек приставал к маленьким девочкам и заманивал их к себе подарками! Ты же понимаешь, Лаура! Понимаешь! И он не унимается, а ведь мы настоятельно просили его прекратить это!

В уведомлении комитет советовал родителям осмотреть комнаты дочерей и постараться отыскать все браслеты. К письму прилагался список возможных тайников. Еще родителей просили сдать найденные браслеты Миккелю Скару, Гейру Квиккстаду, Туве Гран, Гунилле или Уле-Петтеру Крамер. Комитет соберет браслеты (может, они сложат их в ведро? или в пакет? а может, в коробку?) и вернет их Паапу.

— Если хочешь, можешь пойти с нами, — сказала Тува Гран. — Мы встречаемся сегодня в девять вечера на Фрюденсе, а оттуда все вместе отправимся к Паапу.

— И сколько будет народу? Тех, кто в девять пойдет к Паапу? — спросила Лаура.

— Не знаю, — ответила Тува Гран, — думаю, много. Ему придется раз и навсегда усвоить, что от наших детей надо держаться подальше!

Лаура посмотрела на Юлию и Еспера. Надо бы им помочь. Без нее им не слепить снеговика, а она болтает по телефону. Ведь снеговик-то — ее идея. Она сказала им, что лепить снеговика — это весело, и вот теперь они возятся в мокром, липком снегу, да еще в потемках. Снеговик получился без головы, а детям хочется побыстрее уйти домой. Вздохнув, она взяла их за руки и сказала:

— Мы сейчас вот что сделаем: сначала слепим большой снежный шар. Будем его катать и катать, и у нас выйдет голова для снеговика.

— И мы вставим ему морковку вместо носа! — закричал Еспер.

— Ясное дело, у него будет морковка, — ответила Юлия.

Лаура посмотрела на детей. Морковь она купить забыла.

— Нет, вместо носа у него будет помидор! — сказала Лаура. — Большой красный нос-помидор! Это куда лучше!

Она взглянула на дочку. Никто не посмеет тебя тронуть.

— Так ведь, Юлия?

Юлия открыла было рот, но снова закрыла его. Еспер вытер лицо варежкой и принялся прыгать, стараясь согреться. С каждым прыжком он повторял: «Лепим, лепим, лепим, лепим, лепим, лепим».

— Помидор — тоже хорошо, — тихо произнесла Юлия.

* * *

Лаура бежала. Бегала она быстрее всех. Лаура всегда быстро бегала. Выбежав за ворота, она выскочила на дорогу, обогнула угол, миновала дом Тувы Гран и помчалась по засыпанной снегом дорожке, которую после снегопада так никто и не расчистил. Подбежав к ветхому дому с разбитыми окнами, она принялась колотить в дверь. Старик открыл дверь и посмотрел на нее.

— Желаете зайти? — спросил он.

— Да, — ответила Лаура.

— Присядете? — предложил Паап.

— Да, — сказала Лаура.

Топая, он прошел по темному коридору, а потом через такую же темную гостиную. Лаура шла следом. Они уселись на кухне. Из мебели там было два плетеных стула и большой желтый деревянный стол. С потолка свешивалась лампочка. На подоконнике стояли четыре зеленых цветка. Свежих, не увядших. На столе множество коробочек с бусинками, шишками, камушками, кусочками стекла и ракушками. Паап налил Лауре растворимого кофе. Кофе был жидким. Паап не спрашивал, зачем она пришла. А она и сама не знала зачем. Она сказала Ларсу-Эйвинду, что ей срочно надо сбегать кое-куда, и велела разогреть на ужин пиццу.

— А разве ты не собиралась приготовить ужин? — спросил он, оглядывая чересчур прибранную кухню.

— Собиралась. Как-нибудь в другой раз приготовлю, — сказала Лаура, — сейчас у меня одно важное дело.

Теперь она сидит в доме Паапа и не знает, что сказать. Уже девятый час.

— Может, вы знаете, у меня умер брат, — сказал Паап.

Лаура кивнула.

— Он был последним. У меня больше никого не осталось.

Лаура опять кивнула:

— Мне всегда хотелось, чтобы у меня был брат.

— Я могу стать вашим братом, — сказал Паап, — тогда вам не будет так одиноко.

— Нет, не получится, — ответила Лаура, — из меня выйдет плохая сестра.

Порывшись в одной из коробочек, Паап выудил большую красную бусинку и положил ее на ладонь Лауры.

— Это для моей сестры, — сказал он.

В дверь постучали. До Лауры донеслись голоса. Снова стук. Кто-то крикнул: «Паап, открывай!»

Паап посмотрел на Лауру.

— Вот и еще гости пришли, — сказал он.

— Да. Но по-моему, вам лучше не открывать, — сказала Лаура.

— Почему? — спросил Паап.

Подвинув стул, Лаура села поближе к Паапу.

На улице кто-то принялся колотить в дверь кулаками. Снова крики: «Открывай! Открывай!»

Паап сидел, наклонившись над столом. Внезапно он резко оттолкнул коробочки. Со спины он казался совсем тощим. Руки его были худыми. «ОТКРЫВАЙ!»

— Почему мне не надо открывать? — повторил он.

Лаура весь день ничего не ела. От кофе у нее свело желудок. В дверь продолжали колотить. «ОТКРЫВАЙ! ОТКРЫВАЙ! ОТКРЫВАЙ!» Лаура приложила палец к губам. Покачала головой. Не удержалась и заплакала. Она вообще не умеет себя сдерживать. Все просто катилось дальше, как снежный ком. Остановить этот ком ей не под силу. Обняв Паапа, Лаура положила голову ему на плечо.

— Не бойся, — прошептала она.

Паап не двигался. Ударов его сердца Лаура не слышала, но ей казалось, что она слышит их. Она представила, что Паап — это одно огромное стучащее сердца. Представила, как он вручает ей это сердце, как нежно кладет его ей на ладони. Стук в дверь не прекращался. Иногда они просто стучали, потом принимались колотить кулаками, кричали и дергали за ручку, хотя знали, что дверь заперта. Когда-то ведь они должны прекратить это, развернуться и, несолоно хлебавши, разойтись по домам. Однако они продолжали стучать и колотить, словно не собирались отступать. Словно решили целую вечность там стоять, колотя и стуча, пока она будет сидеть на кухне, обняв этого человека, и конца-края этому не видно.