Книга Освещенные аквариумы, страница 15 – Софи Бассиньяк

— Да так…

Между ними установилось тяжелое молчание, и каждый избегал смотреть в сторону окон Ишиды.

— А остальные? — с деланым интересом спросил Росетти.

— Что — остальные?

— Ну, все эти окна… Что происходит за ними?

Клер чуть расслабилась и даже слегка улыбнулась:

— О! Все.

— Как это — все? — удивился Росетти.

— Ну, я хочу сказать, что здесь живут самые разные люди. Старики, которые выживают только благодаря какой-то гордости: молодые, которые убеждены, что на земле нет никого кроме них; случайные жильцы, которые то ли есть, то ли их уже нет. — Клер встала и подошла к окну. Пальцем она указала на освещенное окно прямо перед собой. — Вон там живет старушка-сердечница, которая изводит консьержку. Она разговаривает с ней как с собственной служанкой. По ночам месье Ишида часто слышит, как она что-то двигает и катает по полу, как будто играет в крокет. Над ней живет старик-араб с сыном. Сын по утрам уходит на работу, а старик садится на лавочку возле подъезда. Смотрит на проезжающие мимо машины и бормочет что-то себе под нос. Он так целыми часами может просидеть. Потом встает и идет домой, иногда шатается. От вина или от скуки — не знаю. А рядом с ними живет старик-еврей. Он бывший географ, очень образованный человек. А на втором этаже — молодой парень, который ночи напролет просиживает за компьютером. Изредка к нему приходит девушка — каждый раз разная, но всегда одного и того же типа. Маленькая, белокурая и спортивная. Они вместе бегают трусцой, я их встречала на улице, тут неподалеку. Так и бегут, держась за руки. Потом девушка исчезает, и на ее месте появляется новая — точная копия предыдущей и последующей. Ну вот. Еще есть зятья и невестки, родственники из провинции, собаки, младенцы… — Клер замолчала, не зная, что еще добавить, но стараясь продлить паузу, лишь бы помешать стоящему рядом с ней мужчине существовать в ее мире.

— Ну а вы? — спросил он, окидывая взглядом фасад. — Вы-то кто?

— Я — та, что бежит к окну, заслышав шум во дворе, — ответила она, изобразив согнутыми пальцами кавычки.

Он с любопытством посмотрел на нее:

— Не больно-то это весело. Зато от вас ничего не укроется. Если в доме будет совершено преступление, вас следует допросить в первую очередь.

Лицо Клер замкнулось. Она полагала, что соседа поразит тонкость ее наблюдений за жизнью жильцов дома, а он превратил все в глупую шутку. «Больше ни слова не скажу, — решила она, — пусть выпутывается из молчания как хочет». В конце концов, она у себя дома! И тут же заговорила, пытаясь словами заполнить пространство комнаты, в которой от одного присутствия этого назойливого человека, казалось, нечем стало дышать.

— А вы? Вы кто такой? — довольно грубо спросила она.

— О-хо-хо! — вздохнул Росетти. — Похоже, мы с вами не очень друг другу нравимся!

— Извините, — буркнула она и подлила себе кофе, тут же вспомнив, когда пила его в последний раз.

На поминках после похорон дяди Роже — выдающегося садовника, обладавшего настоящим талантом и «ай-кью» выше нормы, которым он так и не воспользовался. Воспоминание о покойном родственнике вызвало у нее улыбку, но она быстро вернулась к действительности. Сосед пристально смотрел на нее.

— Так чем вы занимаетесь? — еще раз спросила она.

— Преподаю физику, — ответил он.

Она вздрогнула как от удара. Кто это умный сказал, что действительность круче любых фантазий?

— Да? Как интересно. И где же? — На самом деле это было ей совершенно неинтересно.

— В каком смысле — где?

— Ну, я не знаю, в лицее, в университете, в коллеже? Кстати, а в коллежах преподают физику?

— Я работаю в одном лицее в пригороде.

— Далеко? — из чистой вежливости спросила она.

— Нет. Не очень. Я туда не каждый день хожу.

Клер с тоской посмотрела на свою тускло светящуюся люстру, висевшую слишком высоко, чтобы стереть с нее наконец накопившуюся пыль.

— Я сама чуть не стала учительницей, — сказала она. — На самом деле даже стала — на два месяца, после университета. Заменяла преподавателя в коллеже. Ненавижу преподавать. Хотя детей люблю. Наверное, мне просто не нравится, когда на меня пялятся. — Она сейчас же пожалела о сказанном и быстро заговорила снова, стараясь замять неловкость: — Здесь неподалеку есть лицей. Я часто смотрю на учителей, когда они выходят после уроков. У них у всех есть одна общая черта. Знаете какая?

— Портфель в руках, — ответил он шутливо.

— Нет, — не поддалась на его тон Клер. — У них у всех пустые глаза. Они смотрят и не видят. Как будто только что участвовали в боксерском матче.

— Скорее уж в конкурсе на сообразительность. А вы наблюдательны, — рискнул Росетти, переводя разговор.

— В общем, да. Люди мне интересны, — согласилась она.

— Но на расстоянии…

Клер это задело, и она с раздражением в голосе проговорила, разрушая едва наметившееся между ними дружелюбие:

— Видите ли, это несколько более… тонко.

И сейчас же поинтересовалась, желает ли он еще кофе. Вид ее при этом говорил яснее любых слов: «Катись отсюда».

— Нет, спасибо. Ну а вы кем работаете?

— Корректором в издательстве.

— А, теперь понятно. Вы трудитесь дома. Сидите целый день, зарывшись в книжки…

— Да, и что?

— Да нет, ничего. Просто хотелось узнать, как вы живете. Я вас видел на лестнице с портфелем. И еще на помойке, когда вы мусор выносили. В общем, вы тут окопались. Живете со своими книжками, как…

Он чуть было не сказал: «Как старуха», но вовремя прикусил язык. К чему заводить в ее лице врага? Он явился сюда с определенной целью — установить с соседкой доверительные отношения, но как-то так вышло, что он упорно добивался противоположного результата. Клер смотрела на него потухшим взглядом — так, уходя из комнаты, люди гасят за собой свет.

Она поднялась, ясно давая ему понять, что их посиделки подошли к концу. Она чувствовала себя как выжатый лимон. Опять эти навязшие в зубах рассуждения о книгах, которые она слышит годами. Надоело.

— Я не хотел вас обидеть, — сказал Росетти, поднимаясь.

— Я привыкла. Люди, в жизни не взявшие в руки книгу, всегда говорят одно и то же о тех, кто любит читать. Немного приедается, вот и все.

— И что же вы им отвечаете? — не сдавался он, все еще надеясь спасти эту встречу, обернувшуюся полным фиаско, и рассчитывая, что за ней последует новая, не такая провальная.

Клер подошла к полке, достала две книги и встала, взвешивая каждую на ладони:

— Между этими двумя книгами разница такая же, как между вами и мной. Благодаря книгам вы сегодня оказываетесь в Праге 1912 года, среди молодых еврейских интеллигентов, а завтра — в Токио 1823 года, где беседуете в чайном домике с гейшами, или в шикарном квартале Парижа 1930-х, или в Нью-Йорке 1896-го, в мыслях юного и честолюбивого бродяги… Какое человеческое существо способно предложить мне что-нибудь похожее на такие вот путешествия? Какая еще жизнь даст мне возможность столько увидеть?