Книга Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси, страница 18 – Джефф Дайер

«Как ни пыжься»… последний раз он слышал это выражение много лет назад.

— Мне альбом тоже понравился, — сказал Джефф, даже не попытавшийся послушать заранее-ясно-что-паршивый диск, который пиар-отдел примчал ему с курьером — со срочностью, более уместной при экстренном переливании крови.

— Вы обычно слушаете что-то подобное? Я хочу сказать, какую музыку вы предпочитаете?

— Мне нравятся более старые вещи. Это выдает возраст, но я люблю Боба Дилана [66] и «Дорз» [67] .

— Вы были знакомы с Диланом?

— Нет, я только мельком видела его в Блэкбуше в семьдесят каком-то году.

— В семьдесят восьмом. Я тоже. Правда, это было нечто?

Вот так случаются прорывы — момент, когда люди обнаруживают, что у них есть что-то общее, даже если это общее есть у всех от двадцати до семидесяти лет от роду, — интерес к Бобу Дилану. Благодаря небольшому лукавству с Джеффовой стороны интервью теперь имело шанс перерасти в то, чем оно всегда пытается прикинуться, — в непринужденную беседу.

— Я также был на концерте в Эрлс Корте.

— Там меня не было.

— А что еще вам нравится? — спросил Джефф, борясь с искушением углубиться в дебри диланологии.

— «Танджерин Дрим», — сказала она. — И «Ван дер Грааф Дженерэйтор» [68] .

Было непонятно, шутит она или говорит серьезно.

— А вы видели «Ван дер Грааф» вживую? — спросил Джефф, просто чтобы что-то спросить.

— Я немножко знала Пита Хэмилла.

— Правда? И каким он был?

— Очень славным. Славным, начитанным английским мальчиком с хорошими манерами.

— «Н to Не Who am the Only One», — назвал Джефф.

— «Pawn Hearts» [69] , — парировала Джулия Берман.

Джеффу показалось, что она вот-вот рассмеется, но нет, до этого не дошло.

— Был и еще один, правда, я все время забываю название…

— «The Least We Can Do is Wave to Each Other».

— Точно.

— «Aerosol Grey Machine» [70] .

— Бог мой, — воскликнул Джефф, — вы и вправду знаете этого вашего «Ван дер Граафа».

Подобные разговоры были ему не впервой — другие группы, но формат в целом тот же, — так было много раз, но всегда с мужчинами. Слышать это от женщины было совершенно непривычно, зато его интерес к такому диалогу был на порядок выше. Словно прочитав его мысли, она сказала:

— Странное получается интервью, вы не находите? Ваш «Культур», через «у» и «р» на конце, — журнал о прогрессив-роке?

— Увы, нет. Хотя было бы здорово, — ответил он, внезапно поняв, что чувствует себя здесь с ней отлично. И интервью пройдет как нельзя лучше. Ну, или прошло бы, не протяни она руку и не выключи диктофон.

— Вы любите курить траву, Джефф?

— Еще бы!

— Прекрасно. Буду с вами честной — я обожаю покурить, хотя я была бы вам признательна, если бы вы не упоминали это в интервью.

— Ни в коем случае.

Она ушла во тьму апартаментов, заставив Джеффа пожалеть о своем самоуверенном «еще бы!». В прошлом веке он и вправду любил курнуть, но новое тысячелетие ознаменовалось засильем сканка [71] какой-то суперсилы, так что он благоразумно бросил это дело. В восьмидесятые обкуриться гашишем было кайфово и весело, но обдолбаться сканком — а им можно было только обдолбаться, и никак иначе — это был совсем другой экспириенс. Прямой путь в беспредел, в объятия паранойи и депрессии.

Она вернулась с пакетом травы. Джефф старался не показать виду, что нервничает.

— Эээ… один момент, — заметил он. — Табак я не курю.

— Я тоже. Это хорошая ямайская трава, а не тот ужасный сканк.

— Слава богу, — он едва не взвыл от облегчения, — терпеть его не могу.

Как замечательно складывалась эта поездка в Венецию. Все, решительно все шло как по маслу.

— Жуткая отрава. Страшно подумать, что он делает с мозгами детишек, которые курят его день и ночь.

— О, весьма, — сказал он уже второй раз за последние два дня.

Она скрутила небольшой тонкий косяк, затянулась и передала ему. Он сделал то же самое и вернул его. Трава подействовала сразу и самым приятным образом. Они вместе словили кайф. Свет стал ярче и чище. Канал отбрасывал блики на желтую стену дома напротив. Его повело сильно, но при этом совершенно изумительно. Прямо как в старые добрые времена.

— Так мы говорили о «Хоквинде» [72] , — сказал он.

— И запомните, никаких упоминаний о том, что мы делали, в вашей статье. Никаких намеков и подмигиваний.

— Обещаю.

Горло у него горело. От большого глотка минералки его защипало еще сильнее.

— С сожалением оставляя тему прогрессив-рока семидесятых, хотел бы попросить вас немного рассказать о Стиве Морисоне.

— Обаятельный мужчина. Довольно приличный художник. Совершенный ублюдок.

«Это полный улет!» — подумал Джефф, но уже через мгновение не мог вспомнить, имел он в виду интервью или траву.

— Надеюсь, не надо просить вас воздержаться от цитирования и этого моего высказывания?

— Разумеется. Вы имеете в виду весь ответ или только последнее предложение?

— Я имею в виду первые два.

Они расхохотались. Все было так весело.

— А что вы думаете о том, что он делает теперь? В шестидесятые его очень уважали. Я имею в виду, как изменилось ваше отношение к нему с течением времени?

— Его творчество было очень разным. Лучшие его вещи не уступят Ходжкину [73] .