Книга Апрельская ведьма, страница 83 – Майгулль Аксельссон

Она сбегала на кухню и намочила ползунки, чтобы как следует подтереть малыша, потом вернулась в комнату, нашла пачку целлюлозной ваты, отщипнула несколько кусков, как когда-то делала, играя в куклы, и запихнула их под памперс. Пластик на нем задубел, а швы стали коричневыми от засохших какашек. Она завернула малыша в одеяло, и он лежал у нее на руке, как маленький капустный голубец, продолжая кричать, но потише и с закрытыми глазами. Выпуклый лобик взмок от пота.

Маргарета остановилась на пороге кухни, склонив голову набок, — Биргитта, сидя за столом, раскуривала очередную сигарету.

— Он, наверное, голодный?

Биргитта выпятила верхнюю губу и стряхнула пепел:

— Ничего он не голодный. Просто вредничает, сволочь.

— Слушай, ну пожалуйста, — взмолилась Маргарета.— Я никогда не кормила малышей из бутылочки. Можно?

Биргитта кивнула, но отвела глаза.

Ей пришлось самой искать пакет со смесью и набирать воду в кастрюльку и, найдя ершик, мыть засаленную бутылочку. Это не очень получалось, невозможно было отмыть ее как следует в холодной воде и только одной рукой. Она не смела положить малыша, он все кричал, а Биргитта, продолжая сидеть, заткнула руками уши, — кто знает, что она бы с ним сделала, положи Маргарета мальчика на пол хоть на минутку. Но готовить смесь, держа в одной руке ребенка, было неудобно — она слипалась комками.

Наконец Маргарета села у кухонного стола и сунула соску малышу в ротик, он секунду смотрел на нее бессмысленными глазами, потом закрыл их и стал сосать. В квартире вдруг стало тихо-тихо: Биргитта все так же сидела сгорбившись над кухонным столом, зажимая руками уши.

— Как его зовут? — тихонько спросила Маргарета.

Биргитта опустила наконец руки и пожала плечами. Ее пальцы шарили по клеенке в поисках сигаретной пачки, но, найдя ее, тут же отпустили.

— Слушай, — сказала она, — ты не посидишь часик с ребенком? Мне надо в магазин сходить. И в социальный отдел, мне нужны деньги на врача.

Маргарета с сомнением взглянула на часы. Голос Биргитты сделался решительнее, она напирала:

— Понимаешь, у меня коляски нету... Так что, если с ребенком некому посидеть, я не могу даже из дому выйти. А еще, как назло, в доме ни крошки. И мне правда к врачу надо, так болит!

Маргарета кивнула. Жалко Биргитту. Жалко мальчика. Нужно помочь.

— Только вернись до пяти. А то у меня поезд.

Биргитта была уже на ногах, она торопливо провела рукой по волосам:

— Да не бойся ты, я обернусь за пару часиков. Ты чертовски любезна, Маргарета. Как всегда!

Маргарета снова опустила глаза. Любезна?.. Да. Пожалуй.

Биргитта стаскивает с себя черную кофточку и зашвыривает ее в угол, натягивает на себя розовую и скрывается в передней — а когда снова появляется на кухне, глаза ее сильно подведены черным карандашом, а губы — ярко-розового цвета.

— Только пару часиков, — улыбается она. — Лапочка, уж выручи, а!

В восемь вечера Маргарета начала плакать. В десять перестала и принялась перечислять все известные ей ругательства, по одному на каждый шаг по кухне. В два часа ночи она уснула с мальчиком в обнимку. А в полседьмого кто-то крепко тряханул ее за плечо, так что она разом проснулась.

— Вали-ка отсюда, — сказала Биргитта. — Это моя постель. А я ухайдакалась, как собака.

* * *

— Ну, чего злишься. — Биргитта наполняет свой стакан. — Это всего-то пиво.

Маргарета смотрит в сторону: она снова раскаивается, она раскаивается всегда. Когда в следующий раз ей захочется оказать любезность одной из сестер, она отведет себя в сторонку и врежет там себе как следует. Просто в качестве напоминания.

— Я не злюсь, — отвечает она, но не может скрыть раздражения в голосе. — Я просто думала, ты бросила пить. Ты же обещала, когда я звонила в прошлом году.

Биргитта поднимает стакан и разглядывает на свет янтарную жидкость.

— Я и не пью, — отвечает она. — Просто пива взяла. И не нужно истерики.

Истерики? Маргарета, хмыкнув, открывает меню:

— Что ты будешь? Пиццу? Или еще что-нибудь?

Биргитта не отвечает, прикрыв глаза, она с наслаждением потягивает пиво длинными глотками.

— Лично я беру семгу. — Маргарета откладывает меню в сторону. — Семгу-гриль.

Биргитта почти опустошила стакан и слизывает пену с верхней губы.

— Семгу? Да блин, как-то жрать вроде не тянет...

Если она не съест чего-нибудь, то опьянеет, а если опьянеет, то тогда держись... Перед глазами у Маргареты встала картинка: вот она идет по Дроттнинггатан, пытаясь утихомирить горланящую и спотыкающуюся рядом с ней Биргитту. Нет уж, такого унижения она терпеть не станет. И, положив обе руки на стол, она откидывается назад и шипит сквозь зубы:

— Ты сейчас же поешь! Если не поешь, я не повезу тебя ни в какую Муталу, можешь добираться домой, как знаешь!

Биргитта сперва оторопела, но тут же затараторила:

— Черт, ну что ты дергаешься-то? Ясное дело, поем я, просто не люблю я семгу. Это что, запрещено?

Прихлебывая пиво, она принимается листать меню.

— Шницель? — спрашивает она. — Это то же самое, что бифштекс?

Маргарета закуривает, пальцы ее немного трясутся.

— Шницель — это прессованные мясные обрезки...

Она проглотила конец фразы — что это еда, которую делают для таких, как ты, те, кто презирает таких, как ты. Но Биргитта не слышит ни того, что она сказала, ни того, что подумала.

— Смотри-ка, картошка во фритюре под соусом «беарнез»... Вот зараза! Ладно, это я возьму. — Она снова наполняет свой стакан и улыбается поверх него. — Ты чертовски любезна, Магган! Всегда сделаешь по-своему!

Молчание. Маргарета смотрит в окно, чувствуя, как у нее опускаются плечи. Дроттнинггатан тонет в сумерках. Все как прежде. Те же шестидесятые, если бы не другой покрой одежды прохожих и цвет трамваев. И сама она словно семнадцатилетняя гимназистка. По крайней мере — в душе.

— Когда я жила в Норчёпинге, у меня был роман с нашим учителем, — говорит она, наливая себе пива. И поражается собственной откровенности — никогда еще она ни с кем не говорила о том, что происходило между нею и Андре. Но Биргитта, похоже, не слушает, она разочарованно следит за стаканом, который Маргарета подносит к губам, — надеялась, наверное, что и вторая бутылка достанется ей.

— Он обычно возил меня по вечерам на своей машине, мы искали тихое местечко — каждый раз другое, чтобы нас не узнали. И занимались потом любовью на заднем сиденье.

Биргитта явно заинтересовалась, она ухмыляется:

— Ух ты блин, вот уж про тебя бы не подумала. Ну и как он, ничего?