
Онлайн книга «Шерше ля фам»
– Не знаю! Возможно, к своей подруге, – удивленно вскинула брови Аллочка. – А что? Из этого вопроса она поняла, что понравилась мужчине. Назар взял Аллочку за руку и вывел на грязную, душную улицу Бруклина. Женщина повиновалась. – Здесь одни негры! – выпалила Аллочка. – Не говори так! – одернул ее Назар. – Здесь так не принято, они знают это слово даже на русском языке. – Хорошо, не буду, – смутилась Аллочка. Ведь в каждой стране свои законы, и лучше их придерживаться. Тем более что Аллочка испытывала симпатию к этому народу, и причем взаимную. Хотя она, как белая ворона, выделялась на фоне черных тел своей белой кожей и белоснежными прямыми волосами. А вот ее роскошные бедра на фоне комплекций местных жительниц почти померкли. Такое разнообразие в плане форм и размеров пятых точек трудно было себе даже представить. И абсолютно никаких комплексов! Вот это здорово! Вот это по-нашему! – Ну что, поедем на берег океана? – спросил Назар. – Да! Мы же мечтали с тобой об этом! Если мечта родилась и до ее осуществления осталось сорок минут, то никогда не нужно поворачивать назад. Тем более что здесь, на бруклинской улице, Назар и в самом деле ей казался старым знакомым. Они зашли в супермаркет, который ничем не отличался от московского. – Какое пиво ты будешь пить? – Я хочу попробовать американское. – Хорошо! Что ты еще хочешь? – Можно сока, а на закуску у нас есть черешня. – Возьмем сока, а потом в эти бутылки перельем пиво. Со времен фильма «Брат-2» ничего не изменилось. Здесь нельзя пить пиво на улице из бутылки. – Тебе виднее, – согласилась Аллочка. Назар купил две бутылки американского пива и две бутылки осветленного персикового сока. Они, взявшись за руки, спустились в метро, сели на поезд, идущий в сторону Манхэттена, через 15 минут вышли на поверхность и направились в сторону набережной. Сквозь усиливающийся зной свежий океанический ветер сочился по нью-йоркским улицам. Они шли, взявшись за руки, и не могли наговориться. Каждый из них пытался как можно больше выплеснуть информации на своего собеседника. – Где твои родители? – спросила Аллочка. – В Киеве. Но я редко общаюсь с ними. – Почему? У нее сжалось сердце. Она так сильно любила своих, уже ушедших из жизни, родителей, что ей сложно было представить, что у кого-то бывает иначе. – Так вышло. Они отрицательно отнеслись к моему переезду в Нью-Йорк. – И что с того? Может, пришло время наконец-то примириться? – Я пока не готов к этому, да и они, видимо, тоже. – Хорошо, больше не буду бередить твою душу. С каждым сказанным словом они становились ближе и ближе, им хотелось открывать друг другу души, говорить о самом сокровенном. Внешность отодвинулась на второй план. Между ними что-то зарождалось, но еще не совсем было понятно, что именно. Они вышли на набережную Манхэттена. Вдоль набережной стояли деревянные лавочки, на которых сидели редкие парочки. С другой стороны Гудзонского залива виднелись блестящие, устремленные ввысь, небоскребы. До боли знакомая всем жителям планеты картина. – Почему вода такая серая? – спросила Аллочка. – А что ты хочешь, это же черта города. – Все равно приятно, что мы здесь! Аллочка подарила Назару свои книги и отдала привезенные лекарства. – Спасибо огромное! – поблагодарил Назар. Они отыскали свободную лавочку, которая с одной стороны граничила с кустом цветущего шиповника, что позволяло, не привлекая внимания, переливать пиво в бутылки из-под сока. Сначала они выпили сок, потом Аллочка перелила в эту бутылку чрезмерно темное и совсем не вкусное пиво. – За встречу! – сказал Назар и отпил несколько глотков. – За встречу! И еще за то, что сбылась наша мечта. Мы все же пьем пиво на берегу Атлантического океана. Они пили пиво из одной бутылки и закусывали черешней. Со стороны океана дул слабый ветерок, ласково играя Аллочкиными волосами. Легкий хмель пробежался по их венам. Они были опьянены не только пивом, но и запахом океана, и этой спонтанной близостью двух совершенно разных людей, в силу стечения обстоятельств оказавшихся рядом на этой лавочке, в этом городе и в этой части земного шара. Незаметно Аллочкина мягкая ладошка оказалась в утонченной руке Назара. Узкая кисть и тонкие пальцы свидетельствовали о том, что в нем текла благородная кровь, таким образом пробивавшаяся сквозь годы революций и всяческих перемен. Когда мужчина так близко сидит от женщины, чувствует ее тепло и притяжение, неизбежно случается первый поцелуй. Сначала он нежно поцеловал ее щеку, она прикрыла глаза от нахлынувшей нежности и подставила свои губы навстречу его губам. Поцелуй, скорее, похожий на взмах крыла бабочки, коснулся Аллочкиных губ. В это самое мгновение она забыла обо всем и сразу: и сколько ей лет, и что она не свободна от семейных обязательств. Она была с ним здесь и сейчас, такая, как есть, и совсем другая. Поцелуи перемешивались с пропитанным запахом океана ветром. То ли Назар, то ли ветер, то ли они вместе сейчас целовали ее горячие губы. Нью-йоркский воздух действительно был пропитан свободой. С ней рядом находился мужчина, чья матрица стопроцентно ложилась на ее заготовку. Любовь вышла прямо из океана и накрыла их тела душным покрывалом неконтролируемой страсти. Сейчас им хотелось одного – слиться и раствориться друг в друге. Их разговоры о бывших привязанностях сейчас потеряли всякий смысл и ушли в никуда. Давно забытое чувство сладострастия наполнило их животы, как шампанское наполняет бокалы, и миллионами хмельных пузырьков ударило в головы, смывая последние запреты волной необузданного сексуального желания. Озвученная в Интернете установка «Океан, алкоголь, секс!» быстро приобретала реальные очертания. – Завтра моя соседка уезжает к своей подруге с ночевкой. – Я приеду в 18.30. – Да! А сейчас пошли. Мне пора возвращаться в отель, и тебе нужно отдохнуть. – Хорошо! Пошли. Уходить не хотелось, а хотелось хоть целую вечность сидеть на этой лавочке, на берегу ночного океана. Но они встали и пошли, при каждой возможности сливаясь в долгих нежных поцелуях. Поцелуи! Поцелуи! Поцелуи! Как же давно в жизни Аллочки не было таких поцелуев. Нежных, страстных, многообещающих поцелуев! – Мне так нравится с тобой целоваться, – сказала Аллочка, когда они подошли к отелю. – Завтра нацелуешься! |