Книга Месть женщины, или История одного предательства, страница 29 – Юлия Шилова

Но я и представить себе не могла, что ожидает меня в Москве. Как только я вышла в зал прилета, на меня накинулось безумное количество корреспондентов различных телеканалов, каждый из которых пытался пробиться сквозь толпу, приблизить ко мне микрофон и задать какой-нибудь вопрос.

– Как вам жилось с убийцей? Он вас не обижал?

– Нет.

– А вы знали, чем занимался Омут, когда с ним сошлись? Вам не было страшно?

– Нет, не знала. Страшно не было.

– Легко ли быть подругой столь известного киллера?

– Легко. Дай бог, чтобы все мужчины относились так же к своим женщинам.

– Он вас бил, угрожал? Быть может, он держал вас в заложницах?

– Он меня любил, – глухо произнесла я, пытаясь прорваться сквозь толпу журналистов.

– Говорят, Омут был волком-одиночкой. Может быть, вы знали кого-нибудь из его знакомых? У него были друзья?

– Я не знаю. Он мне ничего об этом не рассказывал. При мне он ни с кем не общался.

– Вы вообще не интересовались его прошлым?

Со всех сторон звучали одни и те же вопросы.

– Нет. Мы жили настоящим.

– А на что вы жили?

– На его деньги.

– А вы ни разу не поинтересовались, откуда у него деньги?

– Я знала, что они из прошлого. Мы договорились не затрагивать эту тему. Я четко соблюдала нашу договоренность.

– Как долго он являлся вашим сожителем?

– Он был моим гражданским мужем. Слово «сожитель» умерло вместе с социализмом. Я не знаю такого слова. Оно говорит о низком интеллектуальном уровне того, кто его произносит. Это слово из лексикона быдла. Я никогда не симпатизировала ни быдлу, ни лексикону оного.

– А официально он звал вас замуж?

– Штамп в паспорте не играет никакой роли в отношениях. Он нам был не нужен. Отношения либо есть, либо нет. И их не спасешь никаким штампом в паспорте.

– Вы рады, что не успели родить ребенка от столь известного киллера? Представляете, что было бы с ребенком, если бы он узнал, чем занимался его отец?

– Если бы бог дал нам ребенка, я бы его родила. Мне было бы не важно, чем занимался его отец. Для меня Степан навсегда останется близким и даже родным человеком. Меня так никто и никогда не любил. Я не знаю, умел ли этот человек убивать, но вот любить он умел.

– Надя, а как вам живется без сочувствия?! – совсем близко послышался язвительный голос.

– Какого еще сочувствия?

– У вас убили гражданского мужа, и никто не хочет выразить вам своего сочувствия!

– Я не нуждаюсь в людском сочувствии, – холодно произнесла я. – Меня вообще не интересует то, что обо мне думают.

– Кто присутствовал на похоронах Омута?

– Я одна.

– И вы сами копали могилу? – В голосе выкрикнувшего этот вопрос молодого человека послышалась ярко выраженная насмешка.

– Нет. Этим занимались могильщики, – с вызовом ответила я. – У меня слишком нежные руки, чтобы держать лопату.

– Может, вы руководили процессом?

– Процессом руководили служители кладбища.

– А вас не удивляет тот факт, что на похоронах Омута никто не захотел составить вам компанию?

– Я не люблю компании. От них много шума… Мне нравится тишина.

– И вас не возмущает, что никто не приехал на похороны?

– Абсолютно.

– Ну почему?

– Главное, что на них была я, – устало сказала я. – Нас всегда устраивало общество друг друга, и лишние люди нам не были нужны.

– Где вы теперь будете жить? В Москве или уедете за границу?

– Я не знаю. Я пока ничего не знаю… Жизнь покажет.

– Почему вы вернулись в Москву?

– Я коренная москвичка. У меня есть московская прописка. Я вернулась домой. А еще мне очень хочется встретиться с одним человеком…

– Кто он?

– Это никого не касается.

– Вы ощущаете себя «черной вдовой»? Вы ведь вдова бандита.

– Вдовой, тем более черной, я себя не ощущаю…

– А кем же вы тогда себя ощущаете?

– Женщиной, которой подарили любовь, не требуя ничего взамен. Желаю и вам испытать подобное.

– Спасибо. Нам подобного не надо.

– Ваше право.

– А вы не боитесь, что те, кто расправился с Омутом, могут теперь расправиться с вами?

– Я не вижу в этом смысла. Я ничего не знаю про Омута. Я жила со Степаном. И не думаю, что могу кому-то мешать или представляю собою опасность. «Омут» – абсолютно посторонний, непонятный для меня образ. Мне не довелось его знать.

– Неужели вы до сих пор не понимаете, что ваш Степан и Омут – одно и то же лицо?

– Я не хочу об этом думать…

– А может, вы все-таки подумаете, что кличка человека, с которым вы жили, до сих пор внушает ужас многим людям? Омут – безжалостный наемный убийца. Ведь он убивал криминальных авторитетов, банкиров и бизнесменов. Неужели он вам про это ничего не рассказывал?

– Нет. Я же вам сказала, что была незнакома с «Омутом». Я жила со Степаном, который за все время нашей совместной жизни не обидел даже комара. Перед тем как сойтись со мной, он сразу поставил мне условие, что его прошлая жизнь – это табу.

– И вас это устраивало?

– Да, – кивнула я.

– А как же чисто женское любопытство?

– Я им не страдаю.

– А может, вы с Омутом ходили в тир и у вас была возможность лицезреть, как он стреляет без промаха?

– Мы никогда не ходили в тир, – отрезала я, устав отвечать на тупые вопросы.

– После того как вы узнали правду, вам стало страшно, что вы жили с человеком, смерти которого ждали многие?

– Я устала говорить на эту тему. Я ничего не боюсь. Я всегда буду благодарна Степану за любовь, подаренное счастье и бережное ко мне отношение.

– Значит, вы все-таки утверждаете, что ничего не знаете о погибшем…

– Ничего.

Журналисты громко спорили, кто же убил Омута: русская мафия или российские спецслужбы? Я смотрела на спорящих и убеждалась, что смерти Степана ждали многие. Ведь он поставил заключительную точку в жизни стольких людей… Получается, что он был вершителем их судеб и хозяином чужих жизней.

Любил ли меня Степан? А быть может, ему просто была нужна близкая женщина и его устраивало, что я никогда не задавала лишних вопросов? Хотя мне, как и любой женщине, хотелось верить, что я была по-настоящему любимой. Ведь Степан смог сделать мою жизнь легкой, красивой и счастливой. Я все же думаю, что он меня любил.