Онлайн книга «Замок Оборотня»
|
– Что? – Ты… хотела… поговорить! – Мм-м? – вдруг поняла, что меня словно оглушило осознание того, насколько сильно меня хотят. И единственное, что я хотела сейчас ощущать, – жар его плоти. Не тела, а именно… О чем я думаю? – Так что я хотела? – спросила шепотом. – Мне тоже интересно, – хрипло выдохнул Сонхейд. А я смотрела на него и чувствовала, как учащается сердцебиение, как дыхание становится все глубже, как начинает кружиться голова… и я все равно смотрю, получая почти кайф от его мощи, его силы, его гнева. Это все было как наркотик. И как в тумане я видела его сведенные челюсти, побелевшие губы, суженные от ярости глаза… Мне нравилось! Все это! Мне так нравилось, и на фоне эйфории от самой первой в наших отношениях победы эмоции просто захлестывали. – Поговорить? – Я потянулась и потерлась об него как кошка. – Да, альфа, мы побеседуем… Практически легла, а затем потянулась вперед, скользя всем телом по напрягшейся до предела груди, чтобы, едва коснувшись губами его плотно сомкнутых губ, прошептать: – Например, о прошлой ночи… Янтарные глаза полыхнули огнем. А я постаралась припомнить его вчерашние слова и начала с главного: – Знаешь, чем отличается страсть от любви? Естественно, промолчал. Подавив улыбку, я прошептала: – Я покажу. Запомни, Сонхейд, это любовь. И, закрыв глаза, поцеловала его, очень нежно. Так, как мне хотелось бы поцеловать мужа перед алтарем, так, как герой целует героиню в старых фильмах, так, чтобы показать хоть частичку того мира нежности, заботы и любви, который каждая любящая женщина мечтает подарить тому единственному, который затмит для нее солнце, звезды и вообще все. И я целовала его, знаю, что увлеклась, просто… наверное, нравилось. И когда я остановилась, в глазах стояли слезы. В моих. В его горел только холодный желтый огонь. – Это была любовь, – почему-то уточнила я, – а вот это уже страсть. И поцеловала снова, страстно, жестко, прикусив его нижнюю губу и заставив податься мне навстречу. Рыкнул, попытался вырваться и получил второй укус, значительно более чувствительный. В следующее мгновение Сонхейд ответил на поцелуй. Жадно ловя мои губы, потянувшись навстречу, рванувшись всем телом… Я остановилась в тот же миг. Села, даже уперлась ладонью в его грудь, словно боялась, что он сейчас поднимется и продолжит. Мне стало грустно. Горько даже и безумно обидно. А чего я хотела? Любви? Грустно. – Выбираешь страсть? – риторический вопрос после более чем показательной реакции. – Тебя, – хрипло ответил Сонхейд. Понятно, задавать вопросы бесполезно. Хотя нет, один важный был: – Вчера, – я обвела кончиками пальцев его губы по контуру, – ты сказал, что я… жертва. И таким, как я, место в клетке, да? Промолчал, разве что глаза сузились сильнее. Молчим, значит… Я разместила обе ладони на его груди, чувствуя, как вздрагивают могучие мышцы под моими пальцами. Почему-то очень захотелось сделать ему больно, хоть немного. Зная, что на нем все заживет через минуту, я могла позволить себе чуть-чуть выйти за рамки человечности. Взглянула в янтарные глаза и впилась ногтями в его кожу! Не сильно, но ощутимо. Оборотень вздрогнул. Медленно, царапая кожу, двинула руки вниз, к напряженному животу. Я хотела сделать ему больно? Я сильно ошиблась. Потому что в тот миг, когда мои ногти начали вырисовывать на его теле красные борозды, Сонхейд вдруг задышал так, что вся грудная клетка ходуном заходила. И глаза он закрыл, только ноздри вздрагивали. Откровенно психанув, усилила нажим, оцарапав до крови… – Ким, – хриплый рык, – остановись… пожалуйста. Замерла, потрясенно глядя на невменяемую альфа-сволочь. Или я чего-то не понимаю, или Сонхейд в дополнение ко всему еще и мазохист. – Больно? – зло поинтересовалась я. – Ким, – он распахнул глаза, взглянул на меня потемневшим от страсти взглядом и прорычал: – Никогда так не делай! Никогда! Ясно?! Мило улыбнулась – впилась в него всеми ногтями и оцарапала живот. Взвыл! Не от боли, от наслаждения! Дернулся так, что едва не выломал спинку железной кровати, к которой наручники были пристегнуты. Действительно мазохист? Я поверить не могла. А следовало бы. Сонхейд дрожал. Весь. На висках проступили бисеринки пота, мускулы были напряжены до предела, казалось, тронь – взорвется. И глаза закрыты, только дышит – тяжело, напряженно, шумно, и губы кусает, словно сдержаться пытается. – Сонхейд, – я убрала руки, даже за спину спрятала, – что с тобой? – Ничего, – ответил, все так же с трудом дыша, – но тебе следует знать, Ким, волчицы царапают своих самцов исключительно в состоянии дикого возбуждения. Оцарапать до крови – фактически признание в том, что она потекла. Не царапай больше! Замерла. Несколько секунд раздумывала над поступившей информацией, а после – плавно положила ладони на его грудь, впилась ногтями… – Ким!!! – рык, потрясший стекла. Провела вниз, оставляя десять красных борозд, первые, кстати, уже стремительно затягивались. – Ким, хватит! – рык, переходящий в хрип. Сжала его, дернувшегося всем телом, бедрами, а едва прекратил вырываться, ехидно процитировала его собственные слова: – «Ты моя жена и моя леди, единственное, чем тебе позволено интересоваться, это моими пожеланиями в отношении наших ночей. Все!» – впилась ногтями еще сильнее и прошептала: – А ты, Сонхейд, для меня вообще никто, и указывать мне ты права не имеешь. Ясно? Глаза распахнул мгновенно. И взгляд, полный ярости, хмурый, напряженный. – Вспомнил? – наваждение схлынуло, возбуждения больше никакого, я просто была до безумия зла на него. – Приятно, когда твоим мнением не интересуются, а, Сонхейд? – начала я срываться. – Или, может, очень приятно возбуждаться вопреки собственному желанию? Ни слова в ответ. Только взгляд становится все более злым. – А еще знаешь, что меня бесит? – почти крик. – Когда ты трогаешь все, что вздумается, абсолютно не интересуясь, хочу я этого или нет! И, кстати, может, стоит наглядно продемонстрировать, каково это, а? Рывком села ниже, не глядя на оборотня, начала зло развязывать халат, и… – Ким, – голос прозвучал хрипло и глухо, – не смей! Усмехнулась, а затем, глядя ему в глаза, раскидала полы халата, обнажая все, что скрыто. И не глядя, потому что взгляда от потемневшего лица Сонхейда не отрывала, повела пальцами по напряженному каменному животу, ниже, по кости, еще ниже… |