Книга Роман для женщин, страница 41 – Михал Вивег

— Не будь смешным, Оливер. Я же сказала, что хочу помириться, а не поссориться.

— Ты и сейчас еще чувствуешь удушливое, давно не испытываемое тобой возбуждение. Тебе хотелось бы думать, что дело в упоении скоростью, широким простором и соленым запахом ветра, но где-то в глубине души ты ощущаешь, что это возбуждение вызвал ОН.

— Тебе нужен психиатр.

— Минуту назад ты сняла майку, я слышал это, — говорит Оливер, глаза его по-прежнему закрыты. — Ставлю тысячу долларов, что ты сняла и бюстгальтер…

Я молчу.

— Я не прав?

Он вдруг открывает глаза и смотрит мне на спину. Я краснею.

— Ты покраснела — знаешь об этом?

— Оставь меня в покое!

Оливер отворачивается и устремляет взгляд куда-то к горизонту.

— Сегодня вечером он позовет нас на Морешку, — говорит он, чуть повременив. — Держу пари. Я сначала откажусь, но ты уговоришь меня пойти. Ты сядешь между нами. На мне будут вонючие сандалии, грязные бермуды и какая-нибудь ужасная рубашка с заношенным воротником, а он будет в черных кожаных перфорированных мокасинах Camel, черных полотняных джинсах Replay, черной майке-стрейч и легком белом пиджаке Hugo Boss, который позже ОН галантно накинет тебе на озябшие голые плечи. Его сходство с Черным королем…

— …с той минуты будет буквально бить в глаза, но мы все станем истово притворяться, что никакой символики не заметили, — подхватываю я его образы с наигранным превосходством. — О'кей. Что ж, хорошо.

Оливер удовлетворенно кивает.

— После представления Морешки в естественном порыве ты позовешь нас куда-нибудь опрокинуть рюмочку, — продолжает Оливер.

— Точно. Это будет абсолютно спонтанная, внезапная идея.

Именно так. В ближайшем баре каждый из нас выпьет по две рюмки ракии, после чего вы оба почувствуете ужасный, почти неодолимый голод… По счастью, ОН будет осведомлен о недалеком рыбном ресторане, где в прошлом году подавали просто фантастического лаврака… На этот раз ОН пригласит нас. В течение вечера мы выпьем три бутылки вина Zlatan Plavac. Рано или поздно я вынужден буду удалиться в туалет, и у тебя будет достаточно времени для того, чтобы у кого-нибудь за соседним столом попросить ручку и написать ему на салфетке номер своего телефона.

— Я не буду это выслушивать, — говорю как можно решительнее и встаю.

— А мне придется… — хмуро заключает Оливер. — Держу пари, что мне придется даже наблюдать все это…

3

Итак, идти на Морешку мы не можем. Несмотря на то, что мне хотелось бы. Несмотря на то, что ОН действительно приглашает нас.

— Нет, спасибо, — неохотно отвергаю я ЕГО смущенное предложение. — Сдается, это представление для Оливера невыносимо символично… В этом отношении он ужасно чувствителен.

ОН выглядит недоумевающим и при этом разочарованным (не могу не отметить, что это сочетание ему невероятно к лицу).

— Я, по сути, разленившийся, если не просто ленивый мужчина средних лет, — объясняет Оливер, по-хозяйски хватая меня за талию, так что ОН, бедняжка, мгновенно отводит глаза. — Меня бесит мысль, что мне пришлось бы за свою девушку бороться. А когда это еще ко всему так драматически наглядно…

— А не принять ли тебе какое-нибудь успокоительное? Например, мезапам? — говорю я как бы в шутку (а на самом деле не могу примириться с тем, что на Морешку мы с НИМ не пойдем).

Но Оливер упрямо качает головой.

— Я бы уподобился матери Гамлета на представлении бродячих актеров…

Я беспомощно пожимаю плечами. Мой и ЕГО взгляды встречаются. Мы оба знаем, что Оливер и я послезавтра улетаем.

— А что вы делаете завтра? — говорит ОН чуть ли не грустно.

ОН, дескать, завтра думает заняться дайвингом. Он решительно не хочет навязываться, но, может, мы не против совершить небольшую морскую прогулку вдоль острова? В сочетании, скажем, с легким обедом?

Оливер молчит.

— Ну как, поедем? — говорю ему, прямо и холодно парируя его взгляд. — Или дайвинг тоже слишком символичен?

— Что ж, хорошо, — говорит Оливер. — Поедем.

4

— Будем фоткать? Взять фотоаппарат? — спрашивает меня Оливер утром в номере, когда мы собираемся в дорогу.

Я приготавливаю три больших багета с сыром и бастурмой и каждый в отдельности с необыкновенной тщательностью, почти с нежностью заворачиваю в салфетки. Кидаю на Оливера беглый взгляд: он, пожалуй, далек от иронии, вид у него вполне деловой.

— Как хочешь, — говорю я, но про себя надеюсь, что аппарат он возьмет.

— Так я возьму его? — спрашивает он дружески.

— Хорошо, — улыбаюсь я в ответ.

Оливер, обняв меня, глубоко вздыхает. Я глажу его по спине.

— Прости мне вчерашнее, — шепчет он. — Я вел себя как идиот.

Я целую его, словно могу этим откупиться.

5

Наконец мы плывем, и в пути настроение немного поднимается. Оливер после долгого перерыва снова старается быть забавным. Мы пьем настоящее французское шампанское (бутылка стоит в серебряном ведерке со льдом) и закусываем бутербродами с лососем и моими багетами. Море синее, солнце приятно припекает.

— Быть при деньгах — любому по кайфу, — роняю я вслух.

— В прошлой жизни я, скорее всего, был богатым аристократом, — говорит Оливер. — Считаю так по той причине, что для меня не составило бы никакого труда приспособиться к роскошной жизни.

Потом мы фотографируемся на носу яхты. Сначала ОН снимает меня и Оливера, потом я фотографирую их вместе. Они оба раздеты по пояс, и сравнение, которое предлагает мне глазок фотоаппарата, далеко не в пользу Оливера.

— Ну давай же, — торопит он меня.

Я нажимаю спуск.

Мне хотелось бы сфотографироваться рядом с НИМ, но я не решаюсь попросить об этом Оливера.

6

Вы когда-нибудь, милые дамы, погружались под воду с мужчиной, в которого вы все больше влюбляетесь? Происходит это примерно так: на берегу ОН натягивает вам на ноги длинные цветные ласты, в которых надо пройти всего лишь несколько метров, отделяющих вас от морской глади, но и этих нескольких метров вполне достаточно, чтобы вы мгновенно превратились в толстую, неповоротливую утку. Уже в море ОН надевает вам огромные очки и полностью погружает вашу голову в воду — убедиться, что в очки не затекает ни капли. В то время как вы сплевываете соленую воду и представляете себе, как вы выглядите с уродливо примятой прической, мужчина вашего сердца старается плотно укрепить очки. Затем, сообщив, что картина дна искажена преломленным солнечным светом (эти слова звучат для вас, как самая прекрасная поэзия), засовывает вам в рот нечто вроде боксерского предохранителя зубов, так что ваша верхняя губа выглядит теперь так, будто ее укусил шершень. Потом ОН снова окунает вашу голову, и когда вы открываете глаза и начинаете дышать (удивительно, но получается!), то обнаруживаете вокруг несказанную красоту.