Онлайн книга «Смерть это все мужчины»
|
– Сань, а что с тобой вообще? Такая была спокойная, рассудительная, и на тебе. Прихожу – вещей нет, записка какая-то дурная, телефон отключён. Чего случилось-то? Ты хоть объясни. У тебя в роду были проблемы с психикой? – Да вроде нет. – Ну, а что тогда? Красивая, здоровая, ещё молодая. Живи и радуйся. Ты не переживай, я тебя не брошу – что я, сволочь, по-твоему? – Егор, прости меня. Я тебя обманывала. Я не разумная, я безумная. Я… я совсем тебя не люблю, Егор. Не смогу я с тобой жить. Скучно мне. – Да ладно. Очень мне нужна твоя любовь. Вы, женщины, что-то голову задурили себе насчёт этой вашей любви. Давай, Саня, попроще, пореальнее. Заземляйся, а то отлетишь. Что тебе нужно? Ребёнка? Давай сделаю тебе ребёнка, делов-то. Господи. Без проблем. Подлечишься, и сбацаем в лучшем виде. Сиди дома, кашу вари, деток корми. Всё путём, деньги есть. Мужчина должен зарабатывать столько, чтоб как в старину – хватало на жену и двух танцовщиц. – Спасибо, дорогой. Я подумаю. Звучит так романтично. Надеюсь, вторую танцовщицу ты уже нашёл. Я даже примерно догадываюсь кого. эээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээ Это уж я совсем не знаю, что такое. Какая-то рыжая кобыла в розовых джинсах упала на колени и ползёт ко мне, простирая руки. – Шурик! Прости меня! Если ты не простишь, я кинусь в окошко! Шурик! Родной! Он сам позвонил! Сказал, что надо поговорить, и стал про тебя расспрашивать. Я самую малость сказала! Я ничего такого не выдавала! Не понимаю – а что, персонал не может отфильтровать буйных? – Женщина, не надо так орать. Я не знаю, где ваш Шурик. – А! – ужаснулась крошка. – У тебя амнезия. Ты не узнаешь знакомых. – Знаешь, дорогая, хочу – узнаю, не хочу – не узнаю. – Не простишь? – Прощаю. Только денься куда-нибудь. С Егором живёшь? – М-м. – Ну и подавись. Отдаю кота в хорошие зубы. эээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээ – Выздоравливайте, Саша. Газета без вас сиротой, читатели спрашивают. Очень хорошо встал ваш материал про матерей – на разворот, с фотографиями, Андрюша сделал. Был резонанс. – Я разве послала вам статью? – Как обещали, в понедельник утром. Прислали и пропали. – Да, Илья Ефимович, я действительно пропала. Карпикову не нравилась больница. Он предчувствовал, что когда-нибудь ему придётся оказаться здесь, и не в отдельной палате, и без ежедневных посетителей. – Удивляюсь, чем лучше женщина, тем трудней ей жить. – До сих пор удивляетесь, Илья Ефимович? – Да, Сашенька, давно пора привыкнуть, вроде закон такой, а я сам удивляюсь, что до сих пор удивляюсь! аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа – Девочка, тебе кого? – Да тётя Саша, я к вам. – Лизочек, миленький мой… – Ой, как вы похудели, тётя Саша. Скоро вы как я станете – невесомая. Видите, даже у вас не хватает сил тут жить, а меня воспитывали. – Как ты? – А я как раз ничего. Решила в Москву ехать, поступать на сценарный, во ВГИК. – Поступай, раз охота. Говорят, правда, образование там теперь неважное. – Знаете, я так мало знаю, что мне всё пригодится. А вам плохо, да? – Плохо, Лизочек. Хуже нет, когда виноват и ничего не исправить… оооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооо Постепенно лечение помогло, и я восстановила картину мира. У моей постели собрался целый театр, чьи служащие завязали между собой разнообразные отношения под моим флагом. Папаше и мамаше хватило вкуса явиться ко мне вдвоём, без своих левых спутников. Они смотрелись парой, что-то совпадало у них в направлении темперамента, в нервном оживлении и упрямой привычке прихорашивать – хоть на словах – свою неказистую реальность. С удовольствием разглядела я также блики симпатии между Фаней и Карпиковым, а вот явную теплоту взглядов Фирсова на Лизу одобрить не могла. Хотя какое мне было до этого дело? Ключики-то – вот они. И сумку с документами я не потеряла. Надо готовить побег. Пока я была беспомощна, поймали. Хотят вернуть обратно. В свою кашу. У них своё задание – им приказали предотвратить. Каждому своё: им велено мешать, а мне поручено исполнить. Я исполню. Только сейчас надо затаиться и восстановить машину. Эту рабочую машинку, спецовочку, мой костюмчик, Сашу Зимину. Мою роль. Моего персонажа. Иначе никак. У меня же нет другого тела. Пока. ээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээээ Саша – умная и послушная девочка, она выполнит поручение. Саша – отличница. – Не согласен. Нельзя так нагружать отдельное существование. Она сломается. – Моя Саша, моя Alexandrine, ma fillette, сломается? Этого не может быть. Это мой лучший проект. – Тебе не жалко своей дочери? – Когда она вернётся ко мне, я поблагодарю её. – Ты нарушаешь Закон. – Я всегда нарушала Закон. – Тебя опять накажут. – Я не боюсь ваших наказаний. – Почему ты не можешь остановиться? – Я не хочу останавливаться. Всё будет по-моему – или не будет вовсе. эоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэоэ элоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэлоэ Все врачи были довольны мной, кроме психиатра – тому не нравилась моя скрытность. Он заявил Фане, что, несмотря на мою вменяемость, во мне спрятано что-то глубоко болезненное и даже опасное. Я находила много удовольствия в своём нынешнем положении. Настоящих чувств, той музыки, что бушевала внутри, больше не было. Остались поверхностные, нисколько не мучительные эмоции. Маленькие, лёгкие птицы. Это было прекрасно – неужели есть счастливцы, которые так живут всю жизнь? Я не чувствовала никакого страха. Мужчины не занимали меня. Я стала ходить в большую общую столовую и подолгу болтала с пациентами. Я перестала понимать, почему я боялась этих жалких и безвредных уродцев. И какого счастья ждала от них. Здесь, в больнице, было видно, как они глупы и несчастны. Они ждали своих мамочек и жёнушек с баночками-скляночками, набитыми домашней едой, вестью из потерянного рая, они боялись боли и смерти, они были надёжно замурованы в своё крошечное корявое «Я». Каждое доброе и симпатичное женское лицо казалось им спасением от ужаса жизни. Им нужна была Та, Другая жена Отца, утешительница скорбей, просящая равно за всех людей, Та, что пожалеет и уронит слезу на бедную голову. |