Книга Смерть Ахиллеса, страница 9 – Борис Акунин

Пистолет князя сухо щелкнул курком, зато оружие Фандорина изрыгнуло злой язык пламени, и поручик с воем покатился по ковру, держась за простреленную правую руку и отчаянно матерясь.

Когда вой сменился глухими стонами, Эраст Петрович назидательно произнес:

— Этой рукой вы никогда больше не сможете раздавать пощечины.

В коридоре раздался шум, крики. Гукмасов приоткрыл дверь и сказал кому-то, что произошел досадный казус — поручик Эрдели разряжал пистолет и поранил руку. Раненого отправили на перевязку к профессору Веллингу, который, по счастью, еще не успел уехать за приспособлениями для бальзамирования, после чего все вернулись в номер к Гукмасову.

— Что дальше? — спросил Фандорин. — Вы удовлетворены?

Гукмасов покачал головой:

— Дальше вы будете стреляться со мной. На тех же условиях.

— А потом?

— А потом — если вам снова повезет — со всеми остальными, по очереди. Пока вас не убьют. Эраст Петрович, избавьте меня и моих товарищей от этого испытания. — Есаул смотрел молодому человеку в глаза чуть ли не с мольбой. — Дайте честное слово, что не станете участвовать в расследовании, и мы разойдемся друзьями.

— Быть вашим другом счел бы за честь, но вы требуете невозможного, — печально произнес Фандорин.

Маса шепнул ему на ухо:

— Господин, я не понимаю, что вам говорит этот человек с красивыми усами, но чувствую опасность. Не разумнее ли будет напасть первыми и перебить этих самураев, пока они не изготовились? У меня в рукаве ваш маленький пистолет и еще тот кастет, который я купил себе в Париже. Очень хочется его опробовать.

— Маса, оставь свои разбойничьи замашки, — ответил слуге Эраст Петрович. — Я буду драться с этими господами честно, по очереди.

— О-о, тогда это надолго, — протянул японец и, отойдя к стене, сел на пол.

— Господа, — попытался воззвать Фандорин к благоразумию офицеров, — поверьте мне, у вас ничего не выйдет. Только зря время потеряете…

— Не надо лишних слов, — перебил его Гукмасов. — Ваш японец умеет заряжать дуэльные пистолеты? Нет? Тогда заряди ты, Эйхгольц.

Противники снова разобрали пистолеты и натянули платок. Есаул был угрюм и решителен, у Фандорина же вид был скорее сконфуженный. По команде (теперь отсчитывал Баранов) Гукмасов вхолостую щелкнул курком, а Эраст Петрович не выстрелил вовсе. Смертельно побледнев, есаул процедил:

— Стреляйте, Фандорин, и будьте прокляты. А вы, господа, решите, кто следующий. И забаррикадируйте дверь, чтоб не лезли! Не выпускайте его отсюда живым.

— Вы не желаете меня выслушать, а зря, — сказал коллежский асессор, взмахнув заряженным пистолетом. — Я вам говорю, со жребием у вас ничего не выйдет. У меня редкий дар, господа, — ужасно везет в азартные игры. Необъяснимый феномен. Я уж давно свыкся. Очевидно все дело в том, что моему покойному батюшке столь же редкостно не везло. Я выигрываю всегда и в любые игры, и оттого терпеть их не могу. — Он обвел ясным взглядом хмурые лица офицеров. — Не верите? Вот видите империал? — Эраст Петрович достал из кармана золотой и протянул Эйхгольцу. — Бросайте, барон, а я угадаю, орел или решка.

Оглянувшись на Гукмасова и Баранова, барон, молодой офицерик с едва пробивающимися усиками, пожал плечами и подбросил монету.

Она еще вертелась в воздухе, а Фандорин уже сказал:

— Не знаю… Ну, допустим, орел.

— Орел, — подтвердил Эйхгольц и бросил еще раз.

— Снова орел, — скучливо произнес коллежский асессор.

— Орел! — воскликнул барон. — Ей-богу, господа, смотрите!

— Ну-ка, Митя, еще, — сказал ему Гукмасов.

— Решка, — приговорил Эраст Петрович, глядя в сторону.

Воцарилось гробовое молчание. На распростертую ладонь барона Фандорин даже не взглянул.

— Я же вам говорил. Маса, икоо. Овари да. [3] Прощайте, господа.

Офицеры с суеверным ужасом смотрели, как чиновник и его японский слуга идут к двери.

Бледный Гукмасов сказал вслед:

— Фандорин, обещайте, что не используете свой детективный талант во вред отчизне. Здесь на карту поставлена честь России.

Эраст Петрович помолчал.

— Обещаю, Гукмасов, что ничего не сделаю против своей чести, и думаю, этого достаточно.

Коллежский асессор скрылся за дверью, а Маса на пороге обернулся, церемонно поклонился офицерам в пояс и тоже был таков.

Номера «Англия» ничуть не уступали респектабельной «Дюссо» в великолепии убранства, а по архитектурной затейливости, пожалуй, и превосходили, однако же в пышности золоченых потолков и мраморных завитушек ощущалась некоторая сомнительность или, во всяком случае, неосновательность. Зато подъезд сиял электрическим светом, на три верхних этажа можно было доехать на лифте, а в вестибюле то и дело раздавался пронзительный трезвон модного чуда техники — телефона.

Прогулявшись по широкому вестибюлю с зеркалами и сафьяновыми диванами, Эраст Петрович остановился у доски с именами постояльцев. Публика здесь жила попестрее, чем у Дюссо: иностранные коммерсанты, биржевые маклеры, актеры преуспевающих театров. Однако никакой певицы Ванды в этом перечне не обнаружилось.

Фандорин присмотрелся к прислуге, шаставшей от стойки к лифту и обратно, и выбрал одного особенно расторопного полового со смышленой, подвижной физиономией.

— А что же госпожа Ванда здесь больше не к-кварти-рует? — изобразив легкое смущение, спросил коллежский асессор.

— Отчего же-с, проживают, — охотно откликнулся малый и, проследив за взглядом красивого господина, показал на доске пальцем. — Вот-с: «Г-жа Хельга Ивановна Холле», они самые и есть. А «Ванда» — это ихнее прозвание, для благозвучия-с. Оне во флигеле жительствуют. Вы, сударь, через ту дверку во двор пожалуйте, у госпожи Ванды там квартера с отдельным ходом. Только их об это время еще не бывает-с. — И половой хотел было ускользить прочь, но Эраст Петрович хрустнул в кармане купюрой, и молодец замер на месте, как вкопанный.

— Не будет ли какого порученьица? — спросил он, глядя на молодого человека взглядом преданным и ласковым.

— Когда же она возвращается?