Книга Однажды на берегу океана, страница 26 – Крис Клив

— Ну, скажи, что не дает тебе покоя? То, что ты почти ничего не чувствуешь, а должна бы?

— Это похороны моего мужа. Должна же я хотя бы грустить.

— Ты просто владеешь собой. Ты не истеричка. И поздравь себя с этим.

— Я не могу плакать об Эндрю. Я все время думаю о том дне в Африке. На берегу.

— Сара?

— Да?

— Я думал, мы решили, что для тебя будет лучше об этом забыть. Что случилось, то случилось. Мы решили, что тебе нужно жить дальше, правда? А?

Я положила левую руку на оконную раму и посмотрела на культю обрубленного пальца.

— Не думаю, Лоренс, что теперь получится просто жить дальше. Вряд ли я смогу продолжать убеждать себя в том, что ничего не случилось. Вряд ли я смогу… Я…

У меня перехватило дыхание.

— Сара? Дыши глубже.

Я открыла глаза. Бэтмен все еще яростно хлопал клюшкой по воде. Программа Today закончилась. Сосед развесил белье и стоял на месте зажмурившись. Скоро он займется новым делом. Наверное, засыплет кофе в кофеварку или попробует починить магнитофон. Маленькие проблемы. Аккуратные проблемы.

— Теперь, когда Эндрю больше нет, Лоренс… Как думаешь, я и ты могли бы…

Молчание. А потом голос Лоренса — Лоренса неподдающегося.

— Эндрю нам не мешал, когда был жив, — сказал он. — Есть причины что-то менять теперь?

Я снова вздохнула.

— Сара?

— Да?

— Просто сосредоточься на сегодняшнем дне, ладно? Сосредоточься на похоронах, соберись, переживи этот день… Отойди от компьютера немедленно! Прекрати мазать монитор маслом!

— Лоренс?

— Извини. Это малыш. Схватил тост с маслом и начал мазать им… Прости, мне пора.

Лоренс повесил трубку. Я отвернулась от окна и села на кровать. Я чего-то ждала. Оттягивала момент, когда мне придется спуститься вниз и поговорить с Пчелкой. Я сидела и смотрела на свое отражение в зеркале. Отражение вдовы. Я пыталась найти в своем лице хоть что-нибудь, что говорило бы о потере Эндрю. Ни одной новой морщинки на лбу? Ни синяков под глазами? Правда? Совсем ничего?

Какими спокойными стали мои глаза с того дня на берегу моря в Африке. Там произошли такие ужасные потери, что, наверное, после этого потеря пальца и даже мужа совсем не страшна. Мои отраженные в зеркале зеленые глаза смотрели безмятежно, они были спокойны, как водоем — или слишком глубокий, или слишком мелкий.

Почему я не могла плакать? Скоро мне нужно будет выйти из дому, в церкви соберется много людей, и все они будут плакать. Я потерла глаза. Гораздо сильнее, чем советуют наши специалисты-косметологи. Мне нужно было показать пришедшим на похороны хотя бы красные глаза. Мне нужно было показать им, что я любила Эндрю, что я его на самом деле очень любила. Пусть даже после Африки я уже не верила в вечную любовь как нечто такое, что можно измерить самоанкетированием, если почти на все вопросы выбираешь ответ «В». Поэтому я сидела и терла глаза большими пальцами. Если я не могла продемонстрировать миру свое горе, я могла хотя бы продемонстрировать ему, что горе делает с глазами.

Наконец я спустилась вниз и пристально посмотрела на Пчелку. Она так и сидела на диване с закрытыми глазами, откинув голову на подушки. Я кашлянула. Пчелка вздрогнула и проснулась. Карие глаза, оранжевые вышитые шелковые подушки. Пчелка смотрела на меня и часто моргала, а я смотрела на нее, на ее ботинки, покрытые коркой грязи. Я ничего не чувствовала.

— Почему ты пришла сюда? — спросила я.

— Мне больше некуда было идти. В этой стране я знаю только вас и Эндрю.

— Ты нас почти не знаешь. Мы встретились один раз, вот и все.

Пчелка пожала плечами.

— Кроме вас с Эндрю я больше никого не встречала, — сказала она.

— Эндрю умер. Сегодня утром мы будем его хоронить.

Пчелка молча смотрела на меня, продолжая моргать.

— Ты понимаешь? — спросила я. — Мой муж умер. Будут похороны. Прощание. Это такой ритуал. В церкви. В нашей стране так принято.

Пчелка кивнула:

— Я знаю, как принято в вашей стране.

В ее голосе было что-то такое — какая-то старческая усталость, и это меня испугало. И тут в дверь снова постучали молоточком, и Чарли открыл дверь похоронному агенту и крикнул из прихожей: «Мамочка, это Брюс Уэйн!»

— Пойди поиграй в саду, милый, — отозвалась я.

— Но мамочка, я хочу видеть Брюса Уэйна!

— Пожалуйста, милый. Иди.

Когда я подошла к двери, похоронный агент бросил взгляд на мою руку, на которой недоставало пальца. Люди часто смотрят на мою руку, но редко я замечаю настолько профессиональный взгляд, отмечающий: «Левая рука, средний палец, первая и вторая фаланги, да, мы могли бы установить восковой протез — изящный, светлого тона, под цвет кожи, а место соединения можно покрыть криолановым тональным кремом, и правую руку можно будет положить поверх левой в гробу, и Боб, мэм, будет братом вашей матери».

Я подумала: «Умный агент. Если бы я была мертва, ты сделал бы мне новый палец».

— Мои глубочайшие соболезнования, мэм. Как только вы будете готовы, мы вас ждем.

— Благодарю вас. Я только возьму сына и мою… Мою подругу.

Похоронный агент, конечно, почувствовал, что от меня пахнет джином, но сделал вид, что ничего не чувствует. Он посмотрел мне в глаза. У него на лбу белел маленький шрам. Нос у него был плоский и немного искривленный. Его лицо совершенно ничего не выражало. Оно было пустым, как мой разум.

— Не спешите, мэм.

Я вышла в сад на заднем дворе. Бэтмен что-то раскапывал под кустами роз. Я подошла к нему. В руке у него была лопатка, он подкопал одуванчик и теперь вытаскивал из земли его корень. Жившая в нашем саду малиновка явно проголодалась и с интересом наблюдала за нами, сидя на кусте ярдах в шести от нас. Бэтмен наконец вытащил из земли корень, опустился на колени и стал внимательно разглядывать растение.

— Это сорняк, мамочка? — спросил он, обернувшись.

— Да, милый. Только в следующий раз обязательно спроси у меня, прежде чем копать.

Бэтмен пожал плечами:

— Отнести его на дикую грядку?

Я кивнула, и Бэтмен понес одуванчик в тот уголок сада, где Эндрю выделил место для сорняков — в надежде, что туда станут прилетать бабочки и пчелы. «В нашем крошечном садике я устроил уголок дикой природы, чтобы он напоминал мне о хаосе, — однажды написал Эндрю в своей колонке. — Наша нынешняя жизнь чересчур упорядочена, чересчур стерильна».

Это было до Африки.

Бэтмен посадил одуванчик рядом с крапивой.

— Мамочка, а сорняки — злюки?