Онлайн книга «Драконов бастард»
И все-таки Шивариус оставил о себе странное впечатление. Мнение о придворном маге узурпатора изменилось после личного знакомства. Дотоле Многогранника можно было с чистой совестью не любить и презирать за потворство государственному перевороту, но после личной встречи неприязнь несколько сгладилась. Тобиус все еще оставался верным слугой Бейерона Карторена, а потому растерянность, появившаяся в нем, была ему особенно неприятна. Армия герцога выступила на запад с первыми лучами зари. Солнце било солдатам в спины и освещало им путь к крепости Дубрам. Волтон Галли намеревался занять ее и вновь сделать главной опорной точкой для ведения борьбы с захватчиками. Дубрам был такой точкой прежде, но, после того как армия Каребекланда потерпела под ним большие потери, люди вынужденно отступили к столице, а сам Дубрам надолго оказался во власти зуланов. Путь войска пролегал через разоренные земли, мимо выжженных полей и опустошенных пепелищ деревень, на которых зола была перемешана с обглоданными костями. Эти печальные развалины мучили взор, но не представляли опасности. Днем, по крайней мере. Если разведчикам пепелища и полуразвалившиеся дома казались подозрительными, они докладывали старшим офицерам, во главу колонны, и получали разрешение выслать усиленный разведывательный отряд для обыска. При свете солнца этим все и заканчивалось, но, когда войску приходилось становиться ночным биваком возле одного из мертвых поселений, до солдатских костров доносились звуки, которые лишь в очень удачных случаях ограничивались воем. Часовые жаловались, что постоянный стук в темноте сводил их с ума, а порой оттуда неслись визги и рычание. Изредка во тьме раздавался жалобный детский плач, но, после того как несколько особо жалостливых солдат ушли искать его источник и не вернулись, по войску распространился жесткий запрет покидать биваки до восхода. В одну из таких ночей Тобиус сидел среди палаток и шатров на барабане и грел руки у костра. Несмотря на теплый сезон, ночи в последнее время становились стылыми. Вокруг костра собралась пестрая компания из числа обозного люда, в которую и затесался так удачно волшебник, а кроме него еще и один из капелланов. Служитель Господа-Кузнеца закончил чтение предтрапезного молитвословия, благословил собравшихся, и кашевар Одиль начал раскладывать по мискам дымящую гречневую кашу со шкварками и разливать вино. Обозным людям было хорошо — они могли пить вино, хоть и разбавленное, солдатам же не дозволялось ничего иного, кроме воды с уксусом. — Вот-вот, слышите? — Одиль как раз взялся накладывать еду в собственную миску, когда во тьме за освещенным периметром начали рождаться ритмичные удары. — Будто шагает кто-то вдалеке, спаси Господь! — Я вам уже сто раз говорил, — Тобиус сунул в рот ложку обжигающей каши, щедро приправленной маслом, — это стукач. Найдет где-нибудь мозговую косточку и давай бить ею об камень или камнем об нее. — А стукачи — они страшные? — спросила Магда, самая молоденькая из трех маркитанток, сидевших у костра. — Как сказать, — Тобиус пожал плечами, — они уродливые, зловонные, эм… очень уродливые. Но не опасные. Завидев человека, даже ребенка, сразу удирают в темноту. Другое дело смрады — эти твари во множестве водятся на заброшенных погостах и в старых подземных склепах. Ночью выползают из своих логовищ и бегут на поиски мертвечины. Любят гниль, но и свежатиной не брезгуют. Сбившись в стаю, могут напасть на взрослого человека. Если слышали по ночам рыки и визжание, то знайте, что, скорее всего, это смрады со стукачами грызутся. Стукачи только с людьми пугливые, а с теми, кто пытается отнять у них добычу, дерутся отчаянно. — Довольно пугать девушек своими рассказами, — добродушно вставил капеллан Гозеф, — они же не заснут. — А им и не положено ночью шпать, они днем отшипаютша! — гоготнул шепелявый кузнец Элмер, и трое конюхов, сидевших рядом, заржали вслед за ним. — После ужина приму твою исповедь, сын мой, — строго поставил точку в этой беседе Гозеф, чем заставил кузнеца умолкнуть. Святой отец был волевым, но добрым по характеру человеком, и особенно добр он был к девушкам, с которыми порой облегчал тяжелую ношу целибата. Вот и благодарная Магда улыбнулась ему обещающе. Перевалив за пятый десяток, капеллан был высоким и сухим мужчиной, облаченным в черную рясу, поверх которой сидела старая, но проверенная кираса; на поясе клирика висел молот, походная фляжка и кожаный чехол со Словом Кузнеца. Обширная лысина давно и открыто властвовала на его голове, хотя остатки черных волос к пятидесяти так и не начали седеть, в отличие от колючей четырехдневной щетины, серебрившейся на лице. — А к нам они не сунутся? — вновь забеспокоилась пугливая маркитантка. — О нет, дитя мое, ни в коем случае! На страже нашего покоя стоит целая армия! — Преподобный прав. Ни смрады, ни стукачи никогда не смеют приближаться к большим скоплениям людей, так что можете спать спокойно, — подтвердил волшебник. — Она почему так волнуется, — заговорила вместо подруги другая маркитантка, Эльда, обладательница могучей груди и зычного голоса, — Сюшка наша ведь из этих мест, во-о-он там, вроде как за холмиком, ее родной хутор стоит! — Стоял, — поправил кашевар, накладывая себе добавки. Готовил он неплохо, а ел и вовсе замечательно. — Сюшка? — спросил Тобиус, протягивая Одилю миску. — Ну да, — кивнула Магда, — девок с именем Сюшенья в маркитантки не берут, поэтому… Конюхи и кузнец разразились громовым хохотом, но мгновенно смолки под взглядом капеллана. — Она же беглая, — продолжила Эльда. — Как мамка с папкой померли от весеннего поветрия, так она одна и осталась с бабкой. — В деревенской семье без братьев-сестер? — Господь не дал, — вздохнула Магда. — А бабка жуть как Сюшку не любила! — продолжила пересказывать чужую жизнь Эльда. — Прям с детства! Все мать шлюхою прозывала, говоря, что та нашу Сюшенью не от ейного сына родила, а боком! Нет, ну мы-то ладно, но честную женщину за что чернить? — Жизни не было совсем, — молодая маркитантка ковырнула содержимое миски раз-другой, но есть так и не начала, — вот я и сбежала от нее в столицу. А сейчас… — Она посмотрела туда, где за гранью света, рождавшегося во множестве костров, за холмом, в кромешной тьме, лежали останки ее далекой прошлой жизни. — …Сейчас боязно мне, что бабка с того света вернется. Я знаю, что померла она, ни за что бы дом не оставила, хоть сам Господь-Кузнец ей прикажи, упрямая была, стало быть, уж померла. Такой крохотный хуторок, как наш, не мог бы выжить под зуланами никак. Мертва моя мучительница, и лежат ее кости там, и… может быть, это они сейчас о камни стучат. Сама того не ведая, девушка заставила людей вокруг костра смолкнуть и даже перестать работать ложками. Она смотрела в огонь, остальные смотрели на нее, и лишь Тобиус разглядывал предсмертный танец искр в ночи. Он продолжал двигаться на запад, туда, где, как он верил, должна еще стоять цитадель, не павшая под ударом врага. Он собирался быть на самом острие. |