
Онлайн книга «Большая армянская свадьба»
– Как так – поважнее? А почему тогда вчера показали квартиру профессора Симоняна? Почему показали? – не унималась Хамест. – Потому что он профессор, у него брали интервью! – разозлился Гарегин. – Плевать мне на интервью! – вспылила Хамест. – Профессору, значит, можно, а мне нельзя? Я, может, всю жизнь мечтала эту люстру купить! И купила! – Послушайте, тетя Хамест, я все понимаю, но я не могу с экрана говорить такие вещи! – попытался успокоить разбушевавшуюся соседку Гарегин. – Не можешь – не говори, давай я выйду – скажу! – обрадовалась Хамест. – Ты свои новости расскажи и уходи, а я потом выйду и про люстру расскажу. Не в силах больше спорить с неугомонной соседкой, Гарегин упал в кресло и позвал: «Ануш!» На зов явилась жена Гарегина – студентка третьего курса филфака, которая до этого пила с подругой кофе на балконе. – Вот, объясни человеку, я больше не в силах, – махнул он рукой в сторону Хамест. Хамест улыбнулась и протянула слащавым голосом: – Ануш-джан, доченька, какая ты красивая! – Да, а вчера еще была змеей! – заметила Ануш. – Вчера было вчера, а сегодня – сегодня! – воскликнула Хамест и принялась рассказывать о своем горе. – Так нет проблем! – сказала предприимчивая Ануш и подмигнула мужу. – Давай фотографию, тетя Хамест. Мы тебе скажем, когда телевизор смотреть! Хамест отдала фотографию и, довольная, пошла домой. Всю неделю Хамест бегала под окнами Гарегина и спрашивала: – Ну как? Ну что? Когда покажут? – Скоро, я скажу, – отвечала Ануш. Через неделю Ануш пригласила Хамест в гости. Хамест пришла и притащила еще палку колбасы. Ануш сварила кофе и включила телевизор. И тут раздался телефонный звонок. – Да-да, ой, сейчас! – крикнула Ануш и бросила трубку. – Гарегин звонил, срочно в эфир пустили запись, смотри, тетя Хамест. Хамест ойкнула и уставилась в телевизор. Ануш нажала на пульт, и на экране на синем фоне появился Гарегин в костюме и галстуке. – Ситуация в Нагорном Карабахе обостряется, – с серьезным видом сообщил Гарегин, – правительство намерено ввести войска. Хамест напряглась. – А теперь еще одна новость, – сказал Гарегин, и серьезное выражение его лица сменилось широкой улыбкой. – Жительница дома 31 по улице Тихого Дона, Хамест Асатрян, приобрела люстру на двенадцать свечей, с чем мы ее сердечно поздравляем! Произнося последнюю фразу, Гарегин показал телезрителям фотографию злополучной люстры. – Вай, аман! – вскрикнула Хамест и со всех ног побежала домой. – Скорее, Карлен, телевизор включай, там люстру нашу показывают! – орала она, вбегая в свой подъезд. Карлен включил телевизор, пощелкал по каналам и ничего не нашел. – Не успела! По этому каналу, вон Гарегин сидит, в этой передаче, в костюме этом, – ткнула пальцем в телевизор Хамест, показывая на сидящего в студии Гарегина, который читал новости, – собственными глазами видела, показывали! Весь Ереван смотрел! – Ты думаешь, поверила? – спросил жену вечером Гарегин. – Ты бы ее лицо видел, теперь хоть отстанет со своей люстрой, – улыбнулась Ануш, доставая из видеомагнитофона кассету с записью, сделанной накануне в студии, где работал Гарегин. Вечером счастливая Хамест сидела на лавочке и лузгала семечки. Душа ее была спокойна. Мимо прошел Гарегин. – Сынок, спасибо тебе, уважил меня! – сказала она. – Да не за что, – ответил Гарегин. – Карлен сказал, скоро новый телевизор купим! Я тогда еще к тебе приду! – крикнула она вслед Гарегину, который поднимался по лестнице. Но покупка телевизора затянулась на годы, поскольку у Хамест появились более насущные дела: выдавать замуж повзрослевших дочерей. Подойдя к двери Хамест, Арусяк остановилась, дернула бабушку за рукав и еще раз спросила: – А может, не надо? – Надо, – уверенно сказала Арусяк-старшая тоном, не терпящим возражений, и нажала на кнопку звонка. Дверь открыла Хамест. Она была в стареньком цветастом халате и с бигуди на голове. – Проходите-проходите. – Губы Хамест растянулись в улыбке, обнажая кривые пожелтевшие зубы. Бабушка бодрым шагом проследовала вперед, увлекая за собой внучку. Арусяк прошла в большую комнату, подняла голову и увидела легендарную люстру. – Эх, сколько лет висит, а до сих пор как новая. А все почему? Потому что дорогая, – сказала Хамест, поднимая указательный палец, и побежала на кухню варить кофе. Через пять минут Арусяк давилась чашкой крепчайшего кофе без сахара и рассматривала комнату. Бабушка с Хамест оживленно беседовали. – Как дочери? – спросила бабушка, выбирая из вазочки шоколадные конфеты, которые лежали на самом дне под карамельками. – Хорошо, тетя Арус, здоровы, слава богу, – улыбнулась Хамест и подсыпала в вазочку еще карамелек. – Двух дочерей в Германию замуж выдала, – вздохнула бабушка и посмотрела на Арусяк. Хамест гордо подняла подбородок и отпила кофе. – Ты моей внучке погадай, что ее ждет, – подмигнула бабушка Хамест. – Погадаю, тетя Арус, хорошим соседям отчего же не погадать, – кивнула головой Хамест и недовольно посмотрела на бабку, которая как ни в чем не бывало продолжала выбирать шоколадные конфеты, засыпанные грудой карамелек. После пятой конфеты Хамест заулыбалась и предложила бабушке попробовать очень вкусные карамельки «Раковые шейки». В ответ бабушка достала последнюю шоколадную и заявила, что ей, бедной беззубой старушке, карамельки не по зубам, разве что шоколадки. – Ешь, Арусяк-джан, – сказала бабушка и протянула внучке «Раковую шейку». – Нет, спасибо, – покачала головой Арусяк, которая никак не могла допить злополучный кофе. Хамест тем временем объясняла, что после того, как кофе будет допит, следует перевернуть чашку на блюдце, расслабиться и подумать о чем-либо приятном или о том, что ты хочешь узнать от гадания. Узнать Арусяк хотела две вещи: когда они вернутся в Харьков и сможет ли многострадальная Офелия отделить свое астральное тело. – Я уже, – радостно выпалила она через пятнадцать минут и облегченно вздохнула. – Какой рукой переворачивала чашку? – спросила бабушка. – Левой, – ответила Арусяк. – А от себя или на себя? – поинтересовалась Хамест. – Не помню, просто перевернула, и все. – Так не пойдет, – покачала головой Хамест. – Незамужние девушки должны переворачивать чашку правой рукой от себя. – Не от себя, а на себя, – возразила бабушка. |