Книга В Москву!, страница 26 – Маргарита Симоньян

— Не рассказывай, — сказала Алина, тревожно сдвинув тонко выщипанные брови.

Волга въехала в Гагру. Гигантские эвкалипты с перекрученными стволами подметали асфальт длинными листьями. Над дорогой кроны деревьев сходились, образуя живой тоннель. Столбы неработающих фонарей казались хрупкими спичками на фоне необъятных стволов. Сквозь террасы, балконы, колонны бывших клубов и санаториев прорывались наружу бамбук и лианы. Кое-где сохранилась советская белая штукатурка и на ней — следы от пуль и снарядов.

— С ума сойти, — только и сказала Алина.

— Что, красиво? — отозвался таксист. — А ты думала, грузины зря воевали? Ты знаешь, что Абхазию Бог оставил себе под дачу? Щас поедем в одно место, я тебе покажу храм, шестой век! Там такой один бомбовский стоит этот, скажи, как его? Орган! Звук как в машине один-двенадцать колонок если поставишь, и то не будет такой звук! Вообще давай я вам один-два маленькую экскурсию проведу на Голубое озеро?

— Нет-нет, — запротестовала Лиана. — Нас люди ждут.

— Тут всего один-два километра, — сказал таксист. — Обширенную программу не буду тебе делать.

— Действительно, — мягко возразила Алина. — Давай съездим посмотрим на озеро, Лианка.

Довольный Виталик повернул волгу в сторону гор.

Темная туча нахлобучилась на одну из зеленых верхушек. Близко перед капотом толпились слоистые скалы, загораживая ясное небо Абхазии, как в далеких больших городах загораживают небеса небоскребы. Сквозь щели ущелий на дорогу лился пронзительный свет. Космы плюща, как девичьи косы, свисали со скал. Кое-где стены скал были стянуты сеткой — чтобы не сыпались камни. Слева от трассы, обегая большие камни, стремительно мчалась к морю буйная речка, мелкая — по колено, но очень бурливая. Посреди речки лежала серая волосатая огромная туша свиньи.

— Далеко еще? — спросила Лиана минут через двадцать.

— Еще один-три километра, — ответил таксист. — Куда спешишь? Везде все равно не успеешь.

Голубое озеро — огромная яма в скале, наполненная полупрозрачным, как обезжиренное молоко, густым киселем бирюзового цвета, как будто сгущенным небом — ошеломило Алину.

— Неужели это вода? — проговорила она, глядя в озеро. — Не может быть. И подумала: «У Бориса точно такого же цвета глаза».

Алина обернулась к Виталику. Он подбоченился, выставив вверх небритый худой подбородок, силой удерживая радостную улыбку, неприличную для солидного абхаза в летах, которая все равно норовила прорваться сквозь его сжатые губы.

— Виталик, это Бог тут себе на даче бассейн, что ли, строить собирался? — спросила Лиана.

— Я у него не спрашивал. Ты когда в следующий раз его на базаре встретишь, сама спроси, — сказал Виталик, не удостоив нахальную Лиану взглядом, и повернулся к Алине. Он давно раскусил, что нахалка — местная, ну максимум адлерская, а блондинка — из России. Ему очень хотелось поразить эту красивую россиянку тем, что он сам любил больше всего на свете, — своей страной.

— Такая вода в этом озере холодная, не представляешь ты! — сказал он ей. — Ногу засунешь — мозги мерзнут. А воздух посмотри какой! Его кушать можно! Я тебе, между прочим, не рассказывал, что Абхазию Бог оставил себе как дачу?

Алина подошла к озеру, потрогала воду, и у нее закружилась голова. Одновременно она почувствовала навязчивое, как голод, желание описать Борису все, что увидела. «Ну почему я не могу просто сама радоваться тому, что вижу и чувствую? Почему мне обязательно нужно пережить это вместе с ним?» — подумала Алина. Она посчитала в уме, что с Борисом они не говорили уже почти сутки, подумала, хватит ли этого, чтобы он начал ее искать, и болезненно констатировала, что нет, пожалуй, не хватит.

— Виталик, зачем ты нам всю эту красоту показал, кто тебя просил? — вдруг сказала Лиана.

— А чем ты недовольна? — спросил Виталик.

— Тем, что теперь помирать жальчее.

— А ты что — помирать собралась? — спросил Виталик.

— А ты что — нет? — ответила Лиана и повернула обратно к машине.

В горах было прохладно. Виталик заехал на маленький рынок, где торговали смородиновым вином, каштановым медом и теплой одеждой, связанной из домашней пряжи. На одном из прилавков было написано «мушмула супер бомба».

«Представляешь, я купила свитер, а он пахнет, как козий сыр во Франции:)», — написала Алина, но не стала отправлять.

— Зачем у Даура свитер купила? Лучше бы у меня мед купила! — сказала ей вслед одна из одетых в черное торговок, в черном платке на голове.

— Правильно сделала, что купила, — сказала другая, в таком же платке. — У него дочку надо замуж пора выдавать — уже скоро школу закончит!

Вздрагивая на ямах дороги, волга въехала в светлый поселок. Под сказочными кипарисами спали худые коровы. Почти у каждого кипариса стояли цветы и гранитная табличка с фамилией.

— Это с войны? — спросила Алина.

— Нет, с какой войны! — сказал водитель. — Это молодежь на машинах гоняет. Ума нету — разбиваются насмерть прямо об эти кипарисы.

— Ты посмотри, здесь и светофор поставили! В первый раз после войны вижу в Абхазии светофор, — сказала Лиана.

— Он сейчас не работает, но, когда работает, всегда красный цвет показывает, — с гордостью рассказал Виталик, обернувшись из-за руля на Алину. Алина смотрела в окно. «Какая женщина красивая и скромная. Как Кристина Орбакайте. Но все время грустная», — подумал Виталик.

Наконец волга остановилась в проулке с чисто выметенными двориками и цветами на улочках возле заборов. Ветерок доносил с пляжа запах моря и коровьих лепешек. По узкой гравийной дороге гуляли мохнатые свиньи. На лавочке перед домом сидела бабушка с палочкой в черном платочке и сама себе жаловалась на невесток.

Навстречу Алине и Лиане выбежал чумазый котенок.

— Токсик, а ну вернись! — крикнул кто-то из глубины двора. У калитки показалась племянница Лианы Джульетта с огромным алюминиевым тазом в руках.

— Как, ты сказала, его зовут? — спросила Лиана, показывая на котенка.

— Токсоплазмоз! — торжественно объявила племянница. — Коротко — Токсик. Красивое слово «токсоплазмоз». Я в женской консультации слышала.

Джульетте — девушке с узкими бедрами, ровным личиком и растрепанными детскими бровками — было семнадцать лет, и она была беременна третьим. Алина заметила с ужасом, что из-под огромного таза виден такой же огромный живот, как будто приклеенный к тоненьким ножкам.

За ней вышла и сама Кремлина — женщина неопределенных лет, усталая, темная, похожая на всех женщин на километры вокруг, в краю, где становятся бабушками к тридцати.

— Так умираю, что аж в обморок падаю, — сказала Кремлина, обхватив руками голову.

— Отходняк у меня — вчера бухали, не представляешь как! Джульетте кто-то сказал на базаре, что через год конец света — по русскому телевидению видел. Вот мы до утра сидели: конец света обмывали.