Книга Джентльмены, страница 57 – Клас Эстергрен

Еще час Генри потратил на письмо Мод, в котором он очень изящно, как ему показалось, намекнул на то, что встретил новую страстную любовь, датчанку. Впрочем, Генри и сам не верил ни единому своему слову.

На борту парома, следующего в Засниц, Генри внимательно приглядывался к девушкам, словно уже забыл Туве. Она говорила о том, что истинная любовь жертвенна, что ради великого дела следует жертвовать собственным благом, как они с Генри, что это и есть высшая любовь. Перед отъездом Генри Туве уверяла, что счастлива. Прощаясь с ним, у ворот Эрстедспаркен в Копенгагене, Туве дала ему амулет в виде подвески. Нащупав его на груди, Генри прочитал надпись на серебряной пластинке: HODIE MIHI, CRAS TIBI — сегодня мне, завтра тебе. Опустив амулет в стакан с виски, он опрокинул содержимое в рот, всосав последние капли британского напитка, и подумал о том, сколько еще любовных трофеев ему предстоит собрать. У него был серебряный портсигар с инициалами «В. С.» на крышке, а теперь и медальон с надписью HODIE MIHI, CRAS TIBI — сегодня мне, завтра тебе.

Генри одолела слезливая сентиментальность, ему захотелось уйти прочь из этого бара, который и баром-то нельзя было назвать. Сначала ему захотелось обратно к Туве, и он заказал еще виски, но после виски Генри затосковал по Мод, и это уже было слишком.

Генри-агент, то есть Билл Ярд, не хотел ни с кем говорить, ибо агенту полагается держать язык за зубами. Кто угодно — соблазнительная ли женщина, неприметный ли простачок — мог быть агентом контрразведки. Сила Генри заключалась в его способности выносить правильные суждения о встречных, эта сила неизменно спасала его на протяжение всего изгнания. Генри утверждал, что у него есть особое чутье, которое позволяет ему отличать дурных людей от хороших. Но агенту такое чутье ни к чему: агент должен быть осторожен, бдителен и даже мнителен, а эти свойства Генри были чужды.

Дело было в прокуренном, влажном, сальном баре на Фазаненштрассе. Генри сыграл в бильярд с парнем из Кройцберга. Немец, даром что однорукий, оказался невероятно ловок — его стиль игры не походил ни на что. Для ветерана войны он был слишком молод; историю своего увечья он поведал Генри несколько раз подряд. Ребята основательно набрались.

Его звали Франц в честь героя Деблина — из-за утраченной правой руки. Франц был увлеченным игроком и какое-то время играл в боулинг за одну успешную команду. Осенью пятьдесят седьмого команда отправилась в турне, чтобы сыграть с парой клубов в Амстердаме. Однажды вечером, когда Франц и его друзья тренировались в зале, туда ворвался до смерти перепуганный головорез, за которым гналась полиция. Параноик расстрелял всю команду, одного за другим, но, когда очередь дошла до Франца, тому повезло: пуля застряла в руке, а за выстрелом последовала осечка, которой Франц воспользовался, чтобы ударить маньяка декоративной кеглей, сразив наповал.

— Я сохранил эту кеглю, Билл. Можешь заехать ко мне в гости, я тебе ее покажу.

— Нет уж, спасибо, — отказался Генри. — Избавь меня от этого удовольствия.

Как бы то ни было, Франц легко обыграл Генри в том прокуренном, влажном и сальном баре, получив несколько порций «бира» и «шнапса» за счет Генри. Когда Франц заявил, что Генри должен проставиться дополнительно, парни начали ссориться. Этот однорукий много о себе думает, решил Генри. Франц очень плохо говорил по-английски, что сильно усложняло перебранку.

Снова пошел дождь — настоящий осенний ливень. Он поливал Фазаненштрассе, унося мусор бурными ручьями по канавам к стоку.

У Генри резко испортилось настроение, и он стал браниться пуще прежнего. Назревала драка, и Генри не заметил, как в бар вошла очень красивая женщина лет двадцати пяти, будто бы укрываясь от дождя. Полагаю, так оно все и было.

— Да у тебя пуп на спине, придурок! — кричал Генри на корявом немецком, и этого противник стерпеть не мог.

Человек по имени Франц вылил на голову Генри целый бокал пива и сбежал, полностью сознавая свою вину — ведь затеял ссору именно он. Несколько капель попало на ту самую молодую женщину, которая только что вошла в бар. Генри был пьян и зол, в эту минуту он ненавидел Берлин больше, чем когда-либо, однако нашел в себе силы попросить у дамы прощения.

— It doesn’t matter, [30] — ответила дама.

— Вы говорите по-английски?!

— Я англичанка.

Это полностью меняло дело. Так Генри познакомился с Вереной, ибо даму звали Верена Масгрейв. Он решил, что это случайность.

Генри вновь забрался на барный стул и угостил даму «Рот-Хендл». Спичка, которой он чиркнул о коробок, загорелась с протяжным шипением.

— Много же в этом городе идиотов, — сказал Генри. — Кегля для боулинга…

— Кегля? — переспросила Верена Масгрейв.

Генри пересказал историю об амстердамском головорезе, кегле для боулинга и простреленной руке Франца.

— Не совсем понимаю, — отозвалась Верена.

— И не надо, — разрешил Генри. — Я и сам ничего не понимаю. Он просто врун.

— Сегодня холодно, — произнесла Верена.

— Выпей шнапса, помогает. Или возьми мое пальто, если хочешь.

— Нет, спасибо, — отказалась Верена. — Лучше шнапс.

Дождь припустил с новой силой, и в бар забежала овчарка — отдохнуть и обсохнуть в углу. Бедняга была беспризорной, как и многие другие обитатели этого города.

— Что же ты делаешь в Берлине? — спросил Генри, чьи усталые глаза наконец разглядели юную даму.

— Я исследователь, — ответила Верена. — Работаю в Государственном архиве Гестапо в Далеме.

— А чем там занимаются?

— Разыскивают людей. Пропавших без вести, которых нельзя объявить умершими.

— Ясно, — сказал Генри. — Не очень-то весело.

— Да уж.

— Зачем же ты это делаешь?

— Я исследователь, — повторила Верена, закашлявшись от крепкой сигареты.

Генри-агент попытался собраться с мыслями, сосредоточиться и подумать. Он, разумеется, вспомнил Вернера Хансона, гениального шахматиста.

— В Швеции, в Стокгольме у меня был сосед. Он немного чудной и обожает пропавших без вести. В детстве он гениально играл в шахматы и основал общество юных изобретателей.

Верена как-то странно засмеялась.

— Вот ты смеешься! — сказал Генри. — А это правда. Он был очень странный и интересовался таинственными исчезновениями — например, мальчик вышел за дровами морозным январским вечером. До сарая было двадцать пять шагов, но именно этим вечером…

— Он исчез, — Верена снова закашлялась.

— Навсегда, — подхватил Генри и закурил еще одну «Рот-Хендл». — У моего друга Вернера целая картотека пропавших без вести, полицейские позавидуют. Тебе бы он очень понравился.