
Онлайн книга «Супервольф»
— Это какой Мюллер? — спросил я. — Генрих, шеф Четвертого управления РСХА. — Это что за управление? Вилли удивленно посмотрел на меня. — Ты разве не знаешь, что такое Четвертое управление? Ах да, ты сбежал раньше… Это государственная тайная полиция — гестапо. Он усмехнулся. — Я забыл, ты всегда был далек от жизни и слабо разбирался в государственных учреждениях. Твой конек красные. Надеюсь, ты вдоволь наелся социализма? Но об этом после. После обычной для него, изматывающей паузы он продолжил. — О Мюлере рассказывали разное — будто он погиб в Берлине. Слухов было много, я им не верю. Не тот Генрих человек, чтобы просто так отдать концы. Кое-кто утверждал, что ему удалось вырваться и он осел в Штатах. В любом случае Мюллер не побоялся взять меня к себе и попробовать по коммунистическому подполью. Когда началась война, я получил направление в Киев в местное управление тайной полиции. В сорок четвертом попал в плен. Почему красные меня не шлепнули, не знаю, может потому, что карательных акциях не участвовал… — Вот так совсем и не участвовал? — удивился я. Вилли пожал плечами. — Что в этом удивительного? Ты же знаешь, мне всегда была известна цена на такой товар как призывы к мировому господству, убежденность в рассовом превосходстве и тому подобные штучки-дрючки. Не ершись, к акциям против евреев я тоже отношения не имел. Я знал язык, поэтому работал исключительно с агентурной сетью из местных хивис. Как только попал в плен, — он махнул рукой, — я сдал ее всю. Может, поэтому твои красные дружки меня и не кокнули. Он по привычке долго и обстоятельно наслаждался сигаретным дымком, подтвердившим, что Вили говорит правду. — Получил четвертак, потом по амнистии выпустили на поселение. В Германию возвращаться отказался, осел здесь, — он помолчал и спросил. — Ну, а ты как? Я слыхал, ты неплохо устроился в большевистском раю? Я пожал плечами. — Здесь ни ад, ни рай, скорее, лабиринт, и в нем надо было суметь выжить. Это было трудно, но я выжил, а в Германии меня бы рано или поздно шлепнули. — Как знать. Мы в тридцать первом организовали с тобой неплохое дельце. От желающих получить предполетную страховку отбою бы не было. С деньгами можно найти выход из любого лабиринта. — Не скажи! У Ганусена денег было не сосчитать, и где же он? Ты полагаешь, Геббельс простил бы мне выступление в Шарлоттенбурге? Или будущее смирилось бы с тем, что им начали торговать вразнос. Ты романтик, Вилли. — А ты? — А я «пронира», которую здесь многие хотели приручить, да не получилось. Но ведь не шлепнули, а в Германии рано или поздно пристрелили бы и не поморщились. Я знаю. Наше страховое агентство ничем не смогло бы помочь мне. — Ты знал заранее, что мы встретимся в такой… необычной обстановке? — И ты туда же! Нет, конечно. Что-то видел, что-то угадывал, но все это смутно, неопределенно. Хотя… Знаешь, Вилли, эту рыбалку я припоминаю. В Польше, году в тридцать восьмом пригрезилось — человек в каком-то странном балахоне, в лесу, на берегу мрачного озера. Даже кольнуло, не Вайскруфт ли это? Впрочем, я скоро забыл этот сон, но если бы я написал тебе, ты разве поверил бы? Вайскруфт отрицательно покачал головой. Я подхватил. — Кто может поверить в этот бред? Разве что провидец какой-нибудь? Так я не провидец. Я обыкновенный необыкновенный человек. Вайскруфт усмехнулся. — Верю. С тобой надо было сразу обращаться жестко — посадить на цепь. Он аккуратно погасил сигарету, бросил ее в костер и, пока окурок не сгорел напрочь, слова не вымолвил. Потом ухмыльнулся. — Вообрази, Вольфи! В сорок третьем Адди при встрече, обозвав меня «хитрой славянской бестией», приказал считать Вайскруфта подлинным арийцем. Не улыбайся, — он засмеялся, — Адди так и остался Адди, этаким фантазером, неучем и неврастеником. Ты не поверишь, он не раз, даже против собственной воли, награждал этим званием чистокровных евреев. Вот тебе и ответ, почему Германия проиграла войну. — Хотелось бы повторить? — Это в прошлом, Вольфи, и уже не для меня. Я женат на коми женщине, имею трех девочек от смешанного брака. Не могу понять, как это случилось, Вольфи? Какой-никакой, а я все-таки оберштурмбанфюрер. Наша фамилия имеет древние германские, а также славянские, корни, и на тебе — жена коми! — Ты не любишь жену? — Она спасла мне жизнь. Мы сошлись в лагере, еще при кукурузнике, когда советская власть решила проявить гуманность и начала выпускать на волю забеременевших женщин. Тетки из соседней зоны бегали к колючей проволоке, отделявшей их от мужских бараков, и звали мужиков, чтобы поскорее забрюхатеть. Так и мы познакомились — не поверишь, через колючую проволоку, стоя. Слова друг другу не сказали. Это после она сказала, что будет ждать меня. Я заболел в лагере, она взяла меня, выходила. С женой мне повезло, с тех пор мы не расстаемся. Девочек обожаю, исключительные умняшки. Я учу их немецкому и ты знаешь — болтают почти свободно. Ты считаешь, это нормально? Я не сразу ответил. — Не знаю, Вилли. Если девочки здоровые, то слава Богу. — Ты сам-то как? Что я мог ответить? Вайскруфт был единственный человек на земле, которому я бы отважился поведать подлинную историю своей жизни, только что я, подписавший столько обязательств о неразглашении, мог сказать ему? Я сообщил общеизвестное. — Всю войну выступал по лазаретам, госпиталям, в гарнизонах, перед рабочими и служащими. Объехал всю страну, купил красным два самолета — один в сорок втором, другой в сорок четвертом. В том же году женился. Аида заботилась обо мне, в шестьдесят первом ее не стало. Теперь вдовею. Вот, в общем, и все. — Скупо. Ты ни словом не обмолвился, почему хромаешь? — Доблестные чекисты постарались. Я не сразу дался, сумел отстоять голову, руки, легкие, даже зубы, но спасти ногу не удалось. Главное, мне удалось отстоять будущее. — Странно. Во время войны ко мне попали данные, будто бы ты, Вольфи, встречался со Сталиным? — Зачем тебе это, Вилли? Он надолго, как умеет только крокодил, задумался, потом согласился. — Действительно, зачем? После паузы я спросил. — В Германию не собираешься? Вайскруфт рассмеялся. — Со всем кагалом? Что я там не видал, в Германии?! Там у меня никого нет, а начинать все заново, да еще клеймом СС?.. — он махнул рукой, затем, заметно оживившись, поделился. — Ты не поверишь, у меня здесь все есть. В полном смысле слова. Я обжираюсь икрой, соленой семгой, оленьими языками. Это не главное, но, понимаешь, приятно. |